Говорят

Я сегодня была москвичом. Прямо таким всамделишным. В том смысле, что впервые, пожалуй, знакомила с городом людей, которые в нем не бывали. И это было здОрово! Наверное, немножко москвичом я стала гораздо раньше - уже в другом совсем смысле (об этом настоящие москвичи обычно довольно грустно говорят).

Когда я здесь не жила и не думала, что буду, но приезжала так часто, как только могла, я ведь что делала. Я мало того что предвкушала и ерзала уже за пару недель до, я еще и реально готовилась. Узнавала, какие выставки и спектакли выпадают на время моего пребывания, планировала дни - когда и где буду гулять, что смотреть и слушать, сколько килограммов книг смогу унести из магазина "Москва" в день, в каких любимых местах снова побываю и изо всех сил запомню детали, пропущенные ранее... Я успевала за неделю-две переделать какое-то рекордное количество дел, наматывала бешеные километры по городу, забивала голову впечатлениями, отзвуки которых еще долго-долго потом обдумывала. При этом, глядя на знакомых москвичей, я грустно недоумевала: елки-палки, ну что вы-то?! Вы же такие везучие, у вас это всё под боком, а вы... дом-работа-дом-работа-кабак-в-честь-меня-гости-и-прогулка-ради-моего-приезда-опять-дом-работа... Москвичи хмуро говорили мне, что дело как раз в том, что всё под боком, и кажется, что ты сможешь к этому "под боком" прикоснуться в любой момент. Я скептически пожимала плечами, а про себя досадливо думала: эх, вот если б я тут жила, я бы вообще по-другому жила, я бы, я бы, не то что некоторые, уж я бы - да бы!

Мда.

О! Я вам сейчас новенькое расскажу, раз так. Что ж это, интересно, за день был вчера такой щедрый?
В общем, мой муж вчера с утра до ночи впахивал на работе, празднуя, по долгу службы, день рождения Булгакова. Возможно, кстати, это ему был прощальный подарочек от Михаила Афанасьевича, не исключаю.

Уже ближе к полуночи приходит домой - в чрезвычайно симпатичном джемпере, которого еще утром не было ни на нем, ни вообще в нашем доме. Оказывается, носясь по площадкам празднования, он дважды попал под те самые жестокие вчерашние ливни, вымок совершенно, и один из коллег дал ему джемпер, к счастью, хранившийся на работе. Повторю, очень красивый, тонкий такой, прямо вот хоть себе оставляй (думаю подбить сказать, что жена после стирки утюгом прожгла, а на работу просто не надевать потом, да и всё!).

- Сейчас, - говорит, - расскажу тебе прикол, впервые в жизни со мной такое.

Нарушения в психике у всех выглядят по-разному. Кто-то ест обои, кто-то танцует под звуки перфоратора, ну а у меня индийские фильмы.

Есть такой канал "Болливуд" называется. И не забудьте выключить телевизор, если вдруг мелькнет его логотип в верхнем правом углу.

Вчера вечер был длин и долог. Протерев ТВ от пыли (у нас он стоит только ради приличия), я его случайно включила, а там оно... индийское кино.

Хихикнув, я поглядывала мельком в экран, в ожидании драк с песнями и плясками и неминуемой свадьбой в конце трехчасовой мутотени.

Жила страна двадцать лет и не крошилась. Пришел новый режим и всюду разглядел угрозы.

Язык, на котором огромный кусок страны говорит, ему мешает. Мешает церковь, в которой граждане молятся. Очень сильно мешает исторический период в семьдесят лет и все, что с ним связано.

Поэтому язык нужно максимально запретить. Запретили бы полностью, но внятной причины для этого нет. Более или менее внятно можно объяснить лишь преференции для государственного языка. Иначе ведь неудобно может получиться. Других языков много. Либо запрещай все и мирись с последствиями, либо толкай полумеры.

Церковь тоже нужно придушить и быстро придумать свою, лояльную. Церковь - сильнейший механизм пропаганды. СМИ такие результаты даже не снились. Нужно использовать.

Вчера похоронили Марата Мусина, главу военного агенства АННА ньюс. Умер он в мирной обстановке, хотя при регулярных поездках по горячим точкам планеты мог не раз остаться там. Но везло, не раз. Марат человек сложный, резкий, со многими коллегами имел напряженные отношения. Но лично в моей жизни он отметился большим подарком. Марат помог реализовать мне мою давнюю мечту.

Однажды в детстве у деда на чердаке я нашел потрепанную книгу русского офицера Петра Козлова о его путешествии в Центральную Азию в ходе которой он нашел Хара-Хото древнюю столицу тангутов. Видимо, Козлов был не только археологом, но и выполнял правительственную миссию. Встречался с разными стремными басмачами. Это было время "Большой игры" европейских империй. До этой книги я увлекался математикой, физикой. Но образ ученого европейца бредущего на верблюде по пустыне с одним карабином под овчиной так увлек меня, что я не раз в детстве представлял себя в этой роли.

Потом читал Хэмингуэя, который археологом не был, но побывал на всех фронтах того времени. Потом узнал о Лоуренсе Аравийском, который один оказался круче всего британского корпуса на Ближнем Востоке. И начал учить арабский язык и готовиться к поступлению на факультет международных отношений.

- Понимаете, коллега, нелегкий выбор.
- Какой еще выбор?
- Ну, у нас с вами выбор. Вот, подумайте только. Тут мы были уважаемыми людьми, мы что-то говорили, нас как-то слушали, мы на что-то влияли…
- Вы преувеличиваете.
- Нисколько. Влияли. Поверьте, влияли. Да, не на все и не всегда, но были случаи. Однажды мне специально позвонили среди ночи и спросили – как быть? Вы помните, тогда Тимошенко как раз…
- А, да-да, помню.
- И я сказал – не вздумайте. Не торгуйтесь. Ждите, они сама сольется.
- И слилась, да, вы угадали!
- Ха, угадал. Не угадал, я знал. Мне же до этого позвонили и сказали – ждите, она сольется.
- Кто позвонил?
- Ну…
- Извините.
- Ничего страшного. Так вот, нас слушали, а теперь это может кончиться. И все переместится куда-то туда.
- Туда?
- Ну, да. Туда. В Ростов. Или в Белгород. Определенно, в Белгород. Ростову своего хватает, не выдержит. А Белгород – в самый раз. Вы там бывали?

У меня теперь, спасибо друзьям, есть какое-то количество моих отсканированных фотографий – и я сижу над ними в смешанных, скажем так, чувствах. Ностальгия? Да, конечно. Радость? Безусловно. А еще – как будто не со мной. Как будто не я. Как будто кино про другую какую-то жизнь. Я помню обстоятельства, в которых была сделана каждая. Но главное для меня – это машина времени. Потому что мои собственные яркие годы пришлись на яркое время. Девяностые. Двухтысячные. "Вот это вот всё". Я несколько фотографий опубликую тут. Связанных с профессией. Для меня это – повод для воспоминаний о времени. Такой, как бы, экскурс в прошлое – с его навсегда ушедшими реалиями, деталями и именами. Поэтому, правду сказать, подписи к фотографиям тут имеют большее значение, чем сами фотографии.

Знаете, я совсем не сталинист, но почитал сегодняшние дискуссии о ВОВ и захотел себе маленький ГУЛАГ за полярным кругом. Чтоб ссылать туда целые народы.

А ещё мучить на многочасовых допросах пользователей Фейсбука. Светить лампой в морду и кричать: "Ты кто блять такой?! Что себе возомнил, дебил!? Хоть бы в Википедию заглянул прежде, чем писать свои тупорылые комментарии!"

А потом бы отправлял черный воронок за сотрудниками бот-ферм, которые приходят под разными аккаунтами в дискуссии и пишут пропагандистскую дрянь или просто оставляют комментарий типа "Чушь!". Этих я держал бы годами в темном подвале, они бы разговаривали сами с собой, бормотали тысячи раз написанные однотипные комментарии и плакали.

В честь Дня Победы постараюсь развенчать несколько мифов. Постараюсь быть кратким, так что критику в стиле 'почему вы тут не написали диссертацию?' буду просто игнорировать.

Миф 1: 'СССР сотрудничал с нацистами с 1922 года и вплоть до 1941!'

Тут можно начать с малого: никаких нацистов при власти в Веймарской Республике не было. Именно тогда были совместные военные проекты. Впоследствии, уже после прихода Гитлера к власти в 1933 году и после консолидации всей власти в стране в 1934-35, СССР сотрудничал с Германией на вполне себе общих условиях. К примеру, на протяжении Четырехлетнего Плана (1936-40) СССР поставил Германии примерно 10% сырьевых потребностей, в то время как будущие союзники поставили туда примерно 50%. С Германией сотрудничали все, начиная от Кока-Колы и IBM и заканчивая британской королевской семьей. Это вообще ни о чем не говорит: стандартные торговые отношения.

У меня никогда в жизни не было своей собственной собаки – так сложилось. Это уже вряд ли изменится, долго объяснять. Но было несколько собак, которые были как бы немножко моими тоже.

Первая собака в моей жизни – гигантский черный дог Донат, обитатель квартиры на третьем этаже в подъезде моего детства. Трагедией этого огромного, хрипло-басовитого, немножко похожего грацией и литыми мышцами на пантеру Багиру, пса было несоответствие внешности и характера. Добрейший и всех любящий, он выглядел натуральной собакой Баскервилей. Его пугались, от него шарахались, от его гулкого, как раскаты грома, приветственного лая закладывало уши, - а хотел он при этом только одного: дружить, общаться, болтать, веселиться и обниматься.

Особенно Донату были симпатичны дети, и он охотно возился бы и играл с ними, да не получалось – рыдающую от ужаса малышню подхватывали и уносили от греха подальше перепуганные мамаши, и Донат только с тяжким вздохом кивал сам себе и горько улыбался в наморднике, тесно прижатый к ноге хозяина с грозным «Донат, фу!!!» (в точном соответствии с хриплой строчкой Аллы Пугачевой: «Вот так всегда, как только я кого-то полюблю»). Зато гулять с ним поздним вечером на ставке у университетских общаг было очень даже безопасно – места там ближе к ночи уже не рекомендовались для променада, но все хрестоматийные пареньки в кепариках, сослепу подходившие вразвалочку с «дифчооонки, прывет, чё-как?» - уже после первого радушного отклика обманчиво слившегося с темнотой Доната втягивали кепарики в плечи и быстро уходили, печатая шаг, а затем и вовсе переходя на оздоровительный бег.