Мне было лет девятнадцать, когда Женька пригласил меня на концерт «Арии».
Не сказать, чтобы я была в восторге (вот если бы «Скорпионс» или «ОЕ» времен тех нулевых, я бы, конечно, визжала от счастья), но тоже ничего - для потусить. Всякие там мурашечные «я свооооооооободен», «беспечный ангел», распеваемые тысячами длинноволосых людей, огоньки зажигалок, звонкоголосый Кипелов на сцене и экстаз толпы - why not?
В те далекие – прекрасные - времена (на этом месте можно громко сморкаться и растирать слезы по лицу вместе с остатками макияжа) я могла без ущерба для жизнедеятельности организма не спать двое суток, гулять по ночному Донецку до рассвета, подпевать осипшим голосом кому-то под гитару «Завтра прийде до кімнати…», писать стихи, курить синий «Bond» и заедать его мятным «STIMOROL», совмещать два абсолютна не связанных друг другом свидания в один день – при этом успешно учиться на дневном отделении факультета журналистики.
Той осенью – последней по-настоящему студенческой осенью - жизнь была легка, беззаботна, наполнена красками, вздохами и тайнами.
Денег не было.
Мобильного телефона не было.
Зимних сапог не было, а развод родителей набирал юридическую силу - зато все вокруг бурлило, кипело и время от времени громко выстреливало пробкой от шампанского.
Ну так вот.
На концерте «Арии» рядом с нами оказалась семейная пара средних лет.
Сейчас я понимаю, что им было за тридцать (тридцать пять?), но тогда они казались ужасно странными и неуместными здесь – слишком прилично одеты, слишком взрослые (слишком старые?), слишком такие... слишком во всем. Что они забыли здесь, среди студентов, купивших самые дешевые билеты? У них наверняка работа, дети, кредиты, сопливые носы, подгузники и книжки на ночь? Ан нет, пришли вспомнить молодость и тряхнуть стариной…
Ну так вот, друзья мои – они-то как раз отрывались круче всех.
Пели громче всех, подпрыгивали выше всех, мотали головами в такт беспечному ангелу на бис так, что в итоге мужчина, скакавший под кипеловские арии, запутался в собственных ногах и упал, хохоча во все горло. Жена, помогая ему подняться, зачем-то решила объясниться перед нами, бросившимся ставить его на ноги:
- Обычно мы ведем себя прилично, но мы так давно никуда не выходили вместе, а «Ария» это наша любовь со времен студенчества… Вы, ребята, не думайте ничего плохого – лет через десять-пятнадцать поймете, что к чему. Спасибо…
Я вежливо покивала странной женщине, не менее вежливо заверила, что «все нормально, я понимаю», но на всякий случай отодвинулась поближе к Женьке.
От греха подальше.
...прошло пятнадцать лет.
Из них девять – семейных, семь – в роли матери, девять месяцев - беременных.
В мою жизнь надолго пришел жесткий тайминг, быстрый секс и желание проспать трое суток в пустой до гулкого эха квартире.
Я научилась многому.
В том числе, готовить борщ, котлеты и компот.
С ребенком на руках варить молочную кашу, говорить по телефону и отправлять рабочие письма.
Кормить сопротивляющееся чадо перетертым овощным супом, разными голосами изображать «бедного Егорку» и речитативом рассказывать любимый стишок про огуречик и конечик.
Не спать по двое суток, потому что у сына мучительно режется зуб и вся жизнь - боль, после этого исхитряться идти на работу, забыв, правда, дорисовать себе вторую бровь или надеть лифчик.
Радоваться детским объятиям, мокрым поцелуям, прогулкам в осеннем парке и времени после 23.00, когда можно заказать суши и вдвоем (тет-а-тет, интим и разврат в одном флаконе!) вместе с мужем посмотреть фильм, который был вписан в наш жизненный план полтора года назад. После чего сладко всхрапнуть.
Спокойно заклеивать сорванный гелевый ноготь пластырем, чтобы забыть о нем на неделю.
Кайфовать от похода в «Антошку» за детским питанием или обновкой для мелкого.
Целовать разбитую коленку сына, вытирать слезы и изображать пукающий самолет, чтобы его развеселить.
Рез в полгода выходить с мужем в театр (через буфет), на концерт (через буфет, да) или в ресторан вдвоем (буфет и бар включен в план культурного мероприятия, да).
Успевать за сорок минут до начала действа выпить свою квартальную норму коньяка (жесткий тайминг и муштра дают свои плоды!), признаться в любви разомлевшему мужу, благословить няню или бабушку, оставшуюся с Вованом, натрескаться безобразно дорогих и столь же безобразно вкусных бутербродов, выпить последние пятьдесят граммов после того, как раздастся третий звонок и буфет организованно опустеет и, обнявшись и глупо хихикая в ухо мужу, принять нужное направление и наконец-то воссоединиться с искусством.
Прошлой осенью мы отправились на концерт Стинга.
Не Кипелов, конечно, с беспечным ангелом, но тоже ничего.
Для встречи с легендой любимых «Shape Of My Heart», «Fragile» и «Desert rose» я готовилась основательно. Билеты были куплены заранее, приглашена няня, сделана укладка, приготовлено платье-футляр, клатч и туфли на высоких каблуках. Глаза горели от предвкушения, сердце в усиленном ритме гоняло кровь по организму, в голове лопались пузырьки предвкушения.
Это был космос с миллиардом звезд над головой, негой во всем теле и моим голосом, изо всех сил вопящим «…This desert rose Each of her veils, a secret promise…».
Это были мои девятнадцать лет, мои вселенные и все мечты в одно флаконе.
Это был оргазм души, щедро сдобренной лучшим коньяком, который мы смогли купить в буфете перед началом концерта, и из-за которого пропустили первые три песни Стинга.
Закрыв глаза и уткнувшись мужу в плечо, я танцевала под любимый саундтрек из моего любимого фильма с моим любимым героем в главной роли: туфли были сброшены за ненадобностью, концерт заканчивался, а душа расправила крылья и категорически отказывалась ехать домой.
У меня созрел план.
Картинку второй части банкета мы собирали по частям следующие два дня.
Нет, мы не укатили на такси во Львов или не отправились в Каменец-Подольский – хотя такие мысли озвучивались вслух.
Помню, как смеясь и распевая песни, мы растворились в густом тумане и отправились в уютный ресторанчик на Саксаганского, в котором не были сто миллионов лет. Горели свечи, официанты были учтивы, а мы делали селфи, старались не корчить рожи и не ржать слишком громко.
Помню божественной вкусноты скумбрию (блин, даже сейчас вкусно!), дубовые панели и туалет в стиле прованс, лестницу к которому нужно было преодолеть не шатаясь и не свернув шею на двенадцатисантиметровых каблуках.
Помню восхитительный шоколадный торт, который отлично лег на душу после скумбрии и чай с бергамотом. Помню, как сказала мужу о том, что будем делать сестричку Вовке, потому что жизнь быстротечна. Помню, как ближе к полночи мы попросили счет и глупо хихикали, потому что, судя по стоимости, скумбрию для нас вылавливали откуда-то там и транспортировали по воздуху, шоб было побыстрее. Помню, что почему-то решили не вызывать такси и вышли из ресторана, растворившись в ноябрьском тумане.
Потом провал.
Потом мы оказались рядом с домом и долго, в четыре руки и две бесполезные головы, вызывали няне такси. Любезно пропустив мужа в ванную первым, я по-светски поговорила с Татьяной о сложной синоптической ситуации в Киеве, рассказала про скумбрию и концерт «Арии».
- Выходить в люди вам надо почаще, Ксюша, - покачала головой няня. – Если что, в холодильнике есть минералка, а цитрамон в угловом шкафчике на кухне. Вам же завтра на работу обоим – все по плану?
Я закивала - и прислонилась лбом к дверной лутке.
Мол, по плану.
Провал.
На следующий день мне было слишком плохо для того, чтобы ужаснуться чеку, в котором скумбрия нагло подмигивала нам суммой с тремя нулями. В голове звучали обрывки мировых хитов, трепетали остатки мечт и пульсировала боль.
И было слишком хорошо для того, чтобы, прокалькулировав стоимость билетов на концерт харизматичного и красиво стареющего блондина, кассу, которую мы сделали в баре-буфете и чек в ресторанчике с дубовыми панелями и туалетом в стиле прованс – убитый взгляд мужа подтвердил, что нужно было ехать во Львов и продолжать вояж там, мол, было бы что вспомнить.
Мы долго вспоминали, каким образом добрались домой и удивлялись тому, почему метро (ведь метро же, да?).
Мы были жалкими, больными и счастливыми.
К чему я это все, друзья?
Надеюсь, через следующие пятнадцать лет я буду пить текилу где-то в пляжном баре на Гоа, кормить каким-нибудь экзотическим фруктом маленькую обезьянку и танцевать, прижавшись к мужу, у кромки води, которую позолотит вечернее солнце.
Океан, фантастической красоты закат, и мы вдвоем: седые и счастливые.
Ну и Стинг, конечно.