С кем дружит Леся Орлова

Начала тут традиционно перечитывать кое-что – и подумала про одну важную вещь, и захотела написать об этом. Друзья бывают разные. Живые и теперешние. Ушедшие, но все равно живые. Такие, с которыми развела жизнь, но в памяти они все равно – «с благодарностию: были». Выдуманные. И книжные. Я недавно подумала о том, что совершенно точно могу назвать некоторых книжных героев своими друзьями. Абсолютно настоящими, реальными. Такими, которые поддерживают в трудную минуту, такими, с которыми можно поговорить о важном и неважном, посмеяться, ощутить счастливую близость…

Первыми книжными героинями, которых я ощутила именно живыми и реальными друзьями, стали когда-то Джен Эйр и Эстер Саммерсон из «Холодного дома» Диккенса. Я обязательно встречаюсь с ними хотя бы раз в год, и это общение всегда наполняет мое сердце покоем и умиротворением и проясняет для меня какие-то вещи, слегка потускневшие в обыденной жизни. Я люблю Джен именно за то, что многие предпочитают в ней порицать. За поразительную цельность натуры, жертвенность и верность принципам. Всякий раз я страшно боюсь за нее, когда она борется с самым страшным искушением в своей жизни, и горжусь ею, когда она все-таки убегает из дома мистера Рочестера, от мужчины, которого любит так сильно, и который поступил с ней так подло.

Каждый ее моральный выбор, каждый поступок, каждый выстраданный принцип – моё всё. Я с нею рядом в любую минуту – плачу, когда ее мучают в детстве, стою у нее за спиной, когда ее обижают, радуюсь, как за себя, когда ей посылают счастье. Проблема у нас с ней одна: Джен не нужны друзья. Она – человек крошечного мира, ограниченного семьей и парой близких людей. Внешнему миру она может выделить, условно, один день в месяц за чаепитием. И к нему прилагается, к тому же, мистер Рочестер, которого, при всей его привлекательности, я переношу сложно.

Совершенно та же история – с Эстер, чудесной, мудрой, сильной и тонкой. К тому же она навсегда озвучена для меня голосом моей мамы, когда-то читавшей мне «Холодный дом» вслух. «В минуту жизни трудную» я иду к ней. И ее интонации, ее взгляд на мир, ее мягкий юмор и спокойное приятие мира и людей выводят меня из тупиков и как-то выправляют дорогу.

Голос мамы – за еще одним другом. Спорным. Мне кажется, с ним вообще никто, кроме меня, не дружит. А я дружу с Джоном Сильвером, одноногим страшным человеком, наделенным феноменальным обаянием, силой духа, целеустремленностью и горьким знанием людей. Джон Сильвер, «Окорок», - друг, рядом с которым я уже давно стою против ловких людей, ничем его не лучше, по прихоти судьбы вырвавшим у него победу. Против сквайра Трелони, доктора Ливси, капитана Смоллетта и Джима Хокинса. Мне было восемь, я училась во втором классе, а брату было четырнадцать, он – в восьмом, на зимних каникулах я заболела гриппом и заразила его, и две недели мы лежали в кроватях, а мама вечерами читала нам (мне – впервые) «Остров сокровищ», и это одно из самых дорогих мне теплых воспоминаний-маяков. Собственно, с тех самых пор я и встала под знамена Джона Сильвера, и стараюсь никогда не дочитывать его жизнь до того момента, когда люди, не стоящие мизинца на его отрубленной ноге, решают его участь.

У меня есть несколько книжных друзей-мужчин, которым я остро сочувствую, которых понимаю и которым, это больно, никак не могу помочь. Поэтому с ними я встречаюсь нечасто. Но никогда о них не забываю. Это Равик из «Триумфальной арки», Итан из «Зима тревоги нашей», Алексей Федорович из чеховского «Три года», герой бунинского «Чистого понедельника», Федор Лаврецкий из тургеневского «Дворянского гнезда», Сомс из «Саги о Форсайтах», Дик в «Ночь нежна», ревертовские Лоренс Куарт из «Кожи для барабана» и прекрасный дон Хаиме Астарлоа из «Учителя фехтования», и Вальтер из «Хомо Фабер» Макса Фриша. Они все – настоящие мужчины. И им всем чудовищно, фатально не повезло – никого нет рядом, кто дал бы возможность хоть минутку подышать свободно, пожаловаться, посетовать, набраться сил, чтобы жить дальше… нет, им приходится «молчать, скрываться и таить», и им так сильно нужен друг. И у них, вот досада же! – есть такой друг, это я, только они об этом не знают.

У меня есть друзья-дети. Скажем, я теснейшим образом дружу с девочками из «Дорога уходит вдаль» Бруштейн - с Сашенькой, Маней, Варей, Лидой, Люсей… И, конечно, с Лёней тоже очень дружу. Иногда, когда современного мне мира становится слишком много, я иду к ним. И чувствую так, как будто для меня среди них всегда есть место, такой как бы трафарет, ждущий, что я его заполню. И взрослые в этом мире – тоже друзья мои. Такой совершенно знакомый, понятный и любимый круг, в каком-то смысле дублирующий круг взрослых из моего собственного детства, и мне не хочется и не можется думать о том, что уготовано этим людям за рамками книги. И я не буду об этом думать. Я черпаю в них поддержку в прекрасной этой, вечной, неизменной реальности, застывшей – но совершенно живой.

И я дружу с Лёлей и Оськой из «Кондуита и Швамбрании». И бесконечно жалею, что не могу каким-то образом прорубить коридор во времени, пространстве и реальности, чтобы оказаться рядом с ними в минуту подлого искуса, когда их вынуждают отказаться от Швамбрании тупые люди-чурбаны, напрочь лишенные фантазии и всякого поэтического чувства… Если бы я могла, я сказала бы им, что предавать швамбранов нельзя. Поэтому я, опять-таки, никогда не дочитываю до этого места, до момента, когда они отрекаются от ими же созданного мира.

Запишу сюда еще малышовый кружок из «Мы на острове Сальткрока» Линдгрен, в который порой переношусь из своих «сорок плюс», и в котором чувствую себя совершенным ребенком, окруженным покоем, теплом и уютом, оберегаемым, любимым и благословленным на нестрашные и чудесные обыденные приключения.

И еще у меня есть чудесная подруга-ребенок - Даша Плетнева из двух книг Татьяны Поликарповой: «Листья будущего лета» и «Две березы на холме». Это совершенно замечательное дитя (сначала – младшеклассница, потом – подросток), школьница из малознакомой мне реальности (сельская интеллигенция) в реалиях довоенного и военного времени, и девочка мне настолько близкая, так точно попадающая в какие-то мои собственные «болевые точки», что периодическое общение с нею мне необходимо.

Особый мой друг-ребенок – Юра Журавин из крапивинского «Журавленка и молний». Это такой ребенок, с которым мне бы хотелось дружить именно такой, какая я сейчас, взрослой. Я очень ждала бы его визитов и радовалась, когда он находил бы для меня время в своей насыщенной событиями жизни. Я готовила бы его самое любимое – и готовилась отвечать на разные нетривиальные вопросы, изо всех сил стараясь не быть взросло-банальной. И мне очень хотелось бы оказаться среди тех взрослых друзей, к которым он мог обратиться в действительно трудные минуты, и которые давали бы ему необходимое ощущение доверия, дома и уверенности. Очень я этого мальчика люблю.

Дорогой мой друг – мисс Элизабет Беннет из «Гордости и предубеждения». Это прямо настолько мой человек, что не передать. Взгляд на мир, отношение к людям, качество юмора, характер ошибок и способ их исправлять… Рядом с Лиззи мне легко, свободно, спокойно, весело и радостно. Такая молодая женщина, с которой мне нравится сплетничать и обсуждать разных людей (Мужчин! Женщин! Манеры! Одежду! Голоса и слова!), как ни с кем другим. Крамольно признаюсь, что с ней мне нравится это больше, чем с любой современной подругой. Иногда я ловлю себя на том, что ужасно соскучилась по ней, и что мне очень не хватает ее интонаций, и мое огромное счастье в том, что разрешить эту проблему ничего не стоит: достаточно просто открыть «Гордость и предубеждение» на любой странице, и я проваливаюсь туда – и не хочу обратно.

Из того же ряда – мой друг Фериде в «Птичке певчей» (ах, насколько же это вообще недооцененная книга, за любовнороманной и сериальной составляющей которой люди не видят феноменального портрета времени и общества). Она – человек, прошедший огромный путь, выковавший себе душу, я очень ею горжусь (считаю, что зря она к Кямрану вернулась, честно говоря, но кто меня спрашивает…). С Элизабет Беннет чаще можно поязвить, посмеяться, попереглядываться и покорчить гримасы у всех за спиной. А с Фериде можно хорошо так пореветь вместе за бутылочкой и сигареткой на балконе (примерно в том стиле, как друг за другом принимались реветь подружки в «Москва слезам не верит», включая даже ту, у которой все хорошо).
Еще есть у меня друг… тут я не знаю, как сказать. Это – реальный человек, но живший очень давно. Написавший воспоминания – и значит, герой книги же… В общем, я очень-очень дружу с Татьяной Кузминской, сестрой Софьи Андреевны Толстой. Ее мемуары «Моя жизнь дома и в Ясной поляне» лично для меня, правду сказать, показывают, насколько же Лев Николаевич… не мой писатель, скажем так. Потому что Наташа-то Ростова – это как раз Татьяна Андреевна. И отличнейше видно, где именно Льва Николаевича можно поздравить соврамши. Собственно, в финале про «самку» и «грязные пеленки». Потому что реальная жизнь реальной Татьяны Кузминской такой финал как раз и опровергает напрочь. Так люблю эту женщину, так ценю ее характер, ее духовный рост, ее живую жизнь… Прямо друг-друг мой.
Я дружу с Мелани Уилкс из «Унесенных ветром» - большая честь иметь такого друга… там я тоже не дочитываю до момента смерти, отказываюсь признавать этот факт. Мелани Уилкс нужна мне живой, я, в отличие от Скарлетт, сразу поняла масштаб и ценность этой личности, и иногда обращаюсь к ней, если мне не хватает душевных сил и решимости.

Безусловный мой друг из того же мира – Ретт Батлер, конечно. Нашей дружбе предшествовал момент неизбежной моей в него влюбленности, теперь в этом можно уже признаться. Но потом это стало совершенно не важно, прошло, миновало, и стало можно с ним именно дружить. Потому что числить в «своих» такого человека (как и Джона Сильвера) – гордо.

Мои подружки – Иоанна и ее замечательные девочки из романа «Все красное» Хмелевской. Именно из него, хотя все они так или иначе встречаются и в других ее детективах. Но именно в этой книжке есть то, что я так люблю: тусовка со съехавшимися со всех концов мира старыми друзьями, цистерны кофе и вкусного алкоголя, смех до сорванного горла, ночное сидение на кухне за разговорами и неосуждающие сплетни про «кто, когда и с кем».

Есть у меня в книжных друзьях несколько старых дам. Люблю их очень. Периодически припадаю к их мудрости, юмору и знанию жизни. Например, Бетси Тротвуд из «Дэвида Копперфилда». Или Баба Яга из сказки Успенского «Вниз по волшебной реке». Дорогая Мисс Марпл. Бабушка Татьяна Марковна из гончаровского "Обрыва". Медея из Улицкой – у которой, по большому счету, друзей-то нет, и она даже не подозревает, насколько они ей нужны в этой клановой системе, где друзья – это родные. А нужен же кто-то неродной, кто ценит масштаб такой уникальной личности и кому достанет ума говорить с ней о ней, а не без конца болтать о себе… Добавлю-ка еще сюда роскошного дедушку из «Долой огуречного короля» Кристине Нёстлингер. .

Я никогда не буду одна. Мне очень повезло в жизни: друзья у меня есть, разных возрастов, разных характеров, живущие в разных городах и странах, появлявшиеся на разных этапах моей жизни. Живые и реальные. И – не существующие на самом деле, выдуманные, но – не менее живые и реальные. С которыми можно увидеться в любой момент, стоит только соскучиться. Вот в эти дни я пойду к Джен и Эстер, например. Давно не виделись. Когда за окном холод и снег, когда зиме еще быть и быть, нужен уют давно не существующей волшебной Англии, крепкий чай и ощущение, будто сидишь у камина, даром что нет у тебя никакого камина. В общем, я сейчас – туда, дописываю с билетами на руках, так сказать… поезд отходит, и меня уже ждут.

Леся Орлова