Пять дней в июле

Репортаж о жизни в прифронтовом миллионном городе в разгар перемирия

Тощий рейс

Блок-пост под Волновахой. Автобус «Шериф-тура» довез туда желающих попасть в Донецк и высадил. Дальше, как и было сказано еще при покупке билетов в Киеве, дерзкий путешественник должен найти частника, который довезет его до последнего украинского блок-поста в Еленовке (где его, конечно, встретит другой автобус «Шериф-тура» и доставит таки в Донецк). Это странный сервис, но какой есть. Из-за нововведений, максимально осложнивших прохождение блок-постов, желающих ехать всегда популярным маршрутом Киев-Донецк стало драматически мало. На весь здоровенный автобус в Киеве наскреблось только 13 человек, из них 7 рассыпалось по дороге. На киевском автовокзале (станция метро «Демиевская») для донецкого «Шериф-тура» не нашлось уже и приличного места – его пришвартовали на боковой улочке, между случайными машинами. А накануне рейс и вовсе отменили – на него было куплено всего 3 билета…

Итак, блок-пост под Волновахой. Найти частника, готового довезти вас до Еленовки – не задача: в очереди, движущейся со скоростью улитки, достаточно пустых машин. Игорь принимает нас (меня и мою случайную попутчицу Марину) на борт своего бежевого «ланоса» с охотой и пониманием. Он живет в деревеньке неподалеку, за блок-постом. Пройдя контроль и приняв нас, заворачивает к себе домой, там грузится «молочкой», которую производит его маленькое хозяйство. И едет дальше. Этот маленький «финт ушами» - не от хорошей жизни. «Я вожу молоко детям в Донецк, о чем у меня есть документы. И все равно, пропускают не всегда. А молоко ведь быстро пропадает. Но если на блок-посту нарвешься не на того парня, то пиши пропало – хоть выливай молоко на обочину», - сетует Игорь. Продавать на украинской территории ему неинтересно – здесь литр стоит 2,5 гривен, что не окупит даже затраты на корм для коровы, а в Донецке – 10. Он жалуется, что жители подконтрольного Украине огрызка Донецкой области полноценными гражданами себя не чувствуют: бизнес развивать им не дают, прессуют проверками, разговаривают сквозь губу, рекомендуют не высовываться (а то хуже будет). Чувствуется, что Игорь сильно обижен на текущих сильных мира сего.

По какой-то загадочной причине в тот день на блок-посту больших очереди не собралось – так, на пару часов. Накануне - наоборот. Единого правила нет – как попадешь. Так же и со строгостью проверок. Игорь говорит, что сейчас на блок-пост пришла новая смена, которая не берет денег, очередей искусственно не собирает и старается работать честно. «Ничего, пройдет пара недель – и их научат уму-разуму. А кто не захочет брать деньги – пойдет на передовую», - уверен он.

Высадив нас после прохождения последней украинской проверки, Игорь со своим молоком удаляется в сторону Донецка. А мы с Мариной загружаемся в терпеливо ждущий нас автобус «Шериф-тура».

Привет, Донецк!

На ДНРовских блок-постах – новшество. Здесь появилась квазитаможня и теперь на въезде заставляют заполнить декларацию. Бланки кустарно выгнаны на принтере, но без них в ДНР не попадешь. Еще один барьер, разделяющий тот и не тот Донбасс…

Проехали Долю, последний бугор – и перед нами Донецк со всеми привычными маркерами, видными издалека: трубы, терриконы, небоскребы. В памяти возникает миллион подобных возвращений в личном прошлом, и где-то под сердцем возникает предательская иллюзия возвращения сказки. Но, конечно, ничего подобного суровая действительность вам не подарит, не дождетесь. Ступив на донецкую землю, чувствуешь, несмотря на прекрасный солнечный денек, что настроение у города – суровое, подтянутое. Большинство лиц – серьезные, сосредоточенные, как бы напрягшиеся в ожидании очередной неприятности.

Без радостей жизни, впрочем, не обходится. Женщины хотят оставаться женщинами даже в полувоенной обстановке. Поэтому на улице Постышева, у Минугля сенсационно появился магазин нижнего белья «Лаванда». Хозяйка свято верит в блестящие перспективы этого бизнеса.

На площади Ленина работает знаменитый фонтан, вокруг которого на лавочках медитирует определенное количество народу. Если стоять совсем рядом, тихий шелест струй совершенно заглушает отдаленную канонаду. Здесь, в центре огромного города, война воспринимается несколько абстрактно. Пока, конечно, куда-нибудь не прилетит…

Захарченко и другие

Владимир Прокофьевич и его жена Нина Михайловна живут совсем рядом с площадью Ленина и с прямыми попаданиями снарядов не слишком знакомы, хотя пару раз им приходилось угодить под обстрелы во время вынужденных посещений окраин. Но, как и у всех в Донецке, война у них – тема номер один. Отношение к руководителям ДНР разное. Нина Михайловна считает, что Захарченко делает все, что может. Владимир Прокофьевич считает, что Захарченко ничем не отличается от любого человека, дорвавшегося до власти, и на дончан ему наплевать. «Если ты взялся за такое дело, то расшибись, но обеспечь людей дешевыми продуктами и лекарствами!» - горячится он.

Высокие цены - тема номер два после войны. Некоторые, как Павел Григорьевич, педагог и краевед, считают это вообще главной задачей власти. Его не убеждают стандартные «отмазки» ДНРовских «говрящих голов» о том, что, мол, вины «республики» в высоких ценах нет, потому что причина их - поборы на украинских блок-постах. Он уверен: так или иначе, но источник дешевых товаров должен быть найден, и эта задача – вполне подъемная. Иначе из названия ДНР можно смело выкидывать среднюю букву.

Вообще, в повсеместных разговорах на тему «народ и власть» не ощущается ни безоговорочной поддержки Захарченко и его команды, ни его абсолютного осуждения. Люди вообще разные, рассуждают каждый по-своему, и выводы – вот беда! – делают индивидуально.

Ползучая украинизация

На углу проспекта Богдана Хмельницкого – магазин «Хата» с украинской вывеской и ассортиментом. Конфет «Рошен» здесь, правда, нет. Но если что - они есть в другом месте города.

Отношение к украинскому языку в Донецке абсолютно индифферентное. В городе – множество заведений с украинскими названиями. На «мове» исполнено и большинство дорожных указателей. То ли руки не дошли сменить на русские, то ли денег нет, то ли действительно все равно…

Самые потрясающие примеры «ползучей украинизации» - бигборды, оставшиеся от прошлой жизни. На Театральном проспекте – огромная реклама фильма «Ной» с изрытой щетиной физиономией Рассела Кроу. В прокат он вышел в апреле 2014 года…

Дом под звездным небом

До зубов вооружившись пивом – «Трехсосенным» и брянским «Бельгийским» - мы с Александром сидим во дворе его двухэтажного домика на Красном Пахаре. После отъезда семьи на необстреливаемые территории он здесь – император вселенной, пустой и тоскливой. После февральского попадания осколков в окна его дома, стекол там нет, новые ставить пока опрометчиво, створы временно заколочены. В доме пусто, темновато, сыровато и очень гулко.

Чем больше темнеет, тем громче артиллерийские залпы. Иногда кажется, что снаряды проносятся буквально над нами. Умолкая при наиболее громких звуках, мы через пару секунд продолжаем разговор с прерванной точки. Не жертвовать же дружеским общением, в самом деле! Постепенно темнеет, небо, как в сказке, испещряется звездами. Высшим сферами совершенно все равно, что происходит в зоне АТО. Звезды никто еще не отменял.

Чуть позже, уже в помещении, Александр угощает меня китайским чаем. Не знаю, кто в Донецке лучше его готовит китайский чай. Принимая благородный напиток, слышим просто душераздирающий разрыв. Потом – еще один, и еще. Такого Александр вообще не припомнит… Вечер не то, чтобы безнадежно испорчен, но как-то скомкан. Погрустневшие, разбредаемся спать. Но как тут уснешь! Разрывы периодически возобновляются, и каждый раз, когда это происходит, кажется, что дом сложен из детских кубиков, которые ходят ходуном каждый по себе.

Утром выясняется, что ночью мы слышали фон сильнейшего с февраля обстрела Донецка. Снаряды легли на мало затрагиваемых обычно Университетской и Щорса. Каждый раз, когда попадают в центр, дончанам кажется, что избиение несчастного города выходит на какой-то новый уровень. К счастью, этого пока не происходит. К несчастью, и того, что происходит, более чем достаточно.

19 июля

Лошадиный рай

На следующее утро в городе только и разговоров, что о вчерашнем обстреле. Между тем, Донецк окутан тишиной и летней прозрачностью. Ночные громоподобные ужасы кажутся чем-то нереальным.

Тишина встречает меня и в конном клубе «Ягуар», где назначила свидание моя знакомая (известная в ФБ как «графиня Плещеева»). Она помогает поддерживать здесь порядок своей дочери, которая (волею обстоятельств военного времени) осталась главой клуба. Прежний владелец в первые месяцы войны покинул Донецк, прихватив 20 избранных лошадок. Еще столько же остались здесь на произвол судьбы. Дочь графини не дала им пропасть. С ее талантами она могла бы спокойно начать новую жизнь в Одессе, Питере или Лондоне (на выбор). Но лошадей бросить она не смогла, не дала им пропасть – и вот уже больше года заботится о них, оберегая лошадиный покой с помощью только травматического пистолета и доброго слова. Ну, и характера, конечно.

Вокруг хозяйки клуба – выводок девушек в возрасте от 12 до 17 лет. Для них она – мама и богиня. «Ягуар» для них – отдушина, без которой между ними и войной не осталось бы ничего. Самая симпатичная из всего выводка – 15-летняя Полина, тоненькая брюнетка с безупречными чертами лица. Спокойно, с нечеловеческой серьезностью она рассказывает, как однажды над ее домом сбили беспилотник, а она лежала в кровати и слушала, как обломки молотят по крыше.

«Ягуар» находится рядом с шахтой имени Калинина. Пока еще предприятие работает. На днях прошел слух о том, что его ставят на консервацию. Это произвело в «Ягуаре» эффект разорвавшейся бомбы: случись такое - и лошадиный рай лишится источника воды и электричества. Мама «Ягуара» бросилась к директору шахты, который заверил ее: все в порядке, тревога ложная. Лошадки вздохнули с облегчением…

Новая элита

На одном из перекрестков города нам попадается ситилайт, где изображен легендарный Моторола, с довольно-таки подобострастным видом глядящий на свою молодую, рослую жену. Год назад этот брак преподносился как «первая свадьба Новороссии». Ситилайт, который мы видим, оформлен в честь ее годовщины. Идущие мимо женщины отпускают пару едких замечаний на тему: «Народ нищает, элита гуляет».

Хорошие зарплаты в Донецке – редкость. Приличные деньги получают либо какие-то немыслимые счастливчики, имеющие несмотря ни на что востребованый бизнес, либо отдельные госчиновники (хотя ротация в этих слоях сумасшедшая), либо участники вооруженных формирований ДНР (да и то, не все). Новая элита Донецка почти вся – люди, которых еще вчера никто не знал, и зачастую – шагнувшие из грязи в князи. Это накладывает отпечаток и на отношение к ним, и на их отношение к окружающему миру.

В ресторанах центра города эту элиту можно увидеть часто и густо. Они совсем не пустуют, эти рестораны. В будний день на бульваре Пушкина «Боржоми» (бывший «Хинкали») заполнен почти так же, как и до войны – то есть, на треть. За одним из столов – характерная компания: пожилой субъект в белых штанах, строгой летней рубашке, с толстым загривком и непростым взглядом Джейсона Стэтхема, напротив – ловкий гибкий субъект с отвислыми губами вчерашнего прихлебателя, рядом с ним – человек в камуфляже с бородой боливийского партизана (автомат, разумеется, прислонен к ножке стула), на него преданно, повидавшими многое глазами смотрит девушка в розовом с безупречной фигурой и хриплым голосом. Астрономический счет они воспринимают философски. Примерно так встречал Конфуций очередной поворот своей нелегкой биографии.

О старой элите в Донецке почти никто уже не вспоминает. И почти ничего уже о ней не напоминает. Так – кое-какие мелкие детали, вроде аллеи звезд на бульваре Пушкина. Когда-то эту ярмарку тщеславия задумали как способ выжать деньги из дончан, которым и так некуда было девать деньги. За определенную сумму ты мог купить именную звезду на центральном бульваре города. Звезды остались, но никакого отношения к нынешнему Донецку они уже не имеют.

Джаз на бульваре

Мы идем по бульвару Пушкина с Шуриком. Он мой давний друг – такой давний, что и сказать стыдно. Почти всю войну просидел в Горловке – само по себе, это не требует комментариев. Все понимают, что такое «Горловка» в этой войне. По некоторым причинам, она стала более тяжелым случаем, чем Донецк. «Понимаешь, у нас же далеко не такой большой город. А позиции артиллерийские – с трех сторон. И когда они начинают стрелять одновременно, с ума можно сойти», - объясняет Шурик.

Бульвар Пушкина приводит его в шок. Спокойно дефилирующие ярко одетые пары и вообще группы. Искристые фонтаны. Детские площадки, заполненные до отказа. А на пятачке неподалеку от драмтеатра – небольшой джаз-банд на приличном уровне исполняет не самые тривиальные мелодии. Мне показалось, что при звуках музыки на глазах Шурика блеснули слезы…

Центр Донецка и в мирное время представлял собой недосягаемую антитезу окраинам. Но при мирной жизни на окраинах все-таки была мирная жизнь. Теперь центр Донецка – это Элизиум. Люди, ежедневно живущие под грохот взрывов и в мраке разрушений, могут даже и не поверить, что центр Донецка реален.

Дорога домой

День завершается в доме недалеко от Кальмиуса. Игорь удалился сюда, когда от его родной Путиловки не осталось живого места, когда стало казаться, что каждый артиллерийский выстрел нацелен в его дом. Кальмиусская квартира давно оставлена знакомыми знакомых Игоря, они вообще вряд ли теперь уже вернутся в Донецк.

По работе Игорь связан с футбольным клубом «Шахтер» и потому с особым жаром говорит о перспективах команды. «Конечно, Ахметову в Донецк теперь дороги нет. И значит, «Шахтеру» как донецкой команде конец. А значит, и «Донбасс Арене». Хотя знаешь, какие сумасшедшие деньги он продолжает тратить на ее поддержание?» - горячится Игорь.

К перспективам Ахметова в Донецке относится скептически не только мой собеседник. Человек, который должен был «удержать Донбасс» весной прошлого года, но не сделал этого, потому что заигрался – так в основном и воспринимают Ахметова. Соответственно, считают, что вернется он только чудом (а в чудеса здесь уже давно не верят). В это не верят, несмотря на тонны гуманитарки от его фонда – той гуманитарки, которая реально помогала выживать донецким пенсионерам (и блокирование которой вызвали среди малоимущих дополнительный взрыв, мягко говоря, антипатии к Киеву).

С Ахметова разговор перекидывается на перспективы Донбасса вернуться в Украину. Игорь не верит в это тоже. «Путин отсюда уже не уйдет. Неизвестно, какой будет наш статус – серая зона, округ РФ, автономия – но это не будет территория Украины», - говорит Игорь. Для его бизнеса это – не лучшая перспектива, поэтому он не рад такой перспективе. Но надеется как-то приспособиться. Правда, не понимает, что будут за условия, и к какому краю ведут Донбасс. У Игоря есть друзья, знакомые с информированными российскими политтехнологами. Ясности о пути Донбасса нет и у них.

20 июля

Солнечный Октябрь

После предыдущей адской ночи все ждали продолжения банкета. Ничего подобного не случилось. Донецку дали поспать. Отдыхал даже вечно простреливаемый Октябрь - поселок шахты «Октябрьская», несчастливый сосед печально известных Песок.

Провожая меня на Октябрь, Игорь с женой напутствовали: «Будь осторожен! Там обстрел может начаться в любую минуту!» Я старался быть осторожным. Но никакой бдительности не потребовалось.

Кое-кому кажется, что за железнодорожным вокзалом в Донецке жизни уже не осталось, кроме машин миссии ОБСЕ. Попав туда в это солнечное утро, я увидел поразительную активность. От вокзала вглубь поселка одна за одной уходили легендарные «шохи» - маршрутки «6а», водители которых не боятся ни «Града», ни черта. Навстречу мне из глубин поселка шли женщины в ярких платьях и мужчины в белых штанах, оживленные семьи с бесшабашными детьми. По улице маршала Жукова, центральной на поселке, проносились и вполне гражданские машины. «Так у нас всегда бывает, если ночью не стреляют», - объяснил мне земляк. Народ упорно хочет жить нормальной жизнью. И народ ни за что не хочет покидать Октябрь – гиблое место, на котором многие уже поставили крест (и говорят, даже есть непонятно кем финансируемый социальный проект коттеджного поселка на Авдотьино, куда массово переселят весь Октябрь).

Улица маршала Жукова мало чем отличается от того, как она выглядела в мирное время – разве что травы на обочинах больше. Октябрь от обстрелов пострадал все-таки далеко не весь. Хотя возле нашего дома – руины сгоревшего кафе «Форум» (грустить об этом гадюшнике особенно некому). Во дворе соседки с гордостью показывают чистый двор (он и в самом деле убран, хотя тоже зарос травой). В нашем доме народу осталось немного, из 40 квартир заселено чуть больше 10. Но те, кто остались, намерены зимовать. Они верят, что ЖЭК выполнит обещание и сможет пустить отопление в конкретные заселенные квартиры (говорят техническая возможность есть). Но даже если этого не будет сделано, верят, что перезимуют. Спрашиваю у соседки: «Тетя Таня, ну почему вы не уедете? Вас же звали знакомые на Ветку». Отвечает просто, хотя, может, и непонятно: «Потому что это мое жилье, а в другом жить не смогу».

В моей квартире все так, как и было при жизни. Есть свет, вода и газ. На какие-то мгновения даже можно представить себе, что ничего не произошло, и выйдя на улицу, ты окунешься в привычный мир. Но нет. Проверяешь – там нет, снаружи все то же мрачное Зазеркалье с разбитым вдребезги поселковым рынком.

Встретившийся приятель Дима, увидев меня, закономерно оживляется и начинает рассуждать на вечную тему «Кто обстреливает город?» Дима доказывает, что страшной ночью 19 июля стреляли от нашего террикона, а там никаких украинцев быть не могло, а значит… Дима – редкий пример «укропа в Донецке». Таких, как он, в самом деле мало. Но он в Донецке – не один такой. Он даже на Октябре такой не один.

Банная аналитика

Разговор на тему «Кто стрелял?» продолжается и в сауне. Туда я направляюсь, чтобы соблюсти традицию. Она тянется уже почти 10 лет и охватывает двух друзей – Михалыча и Юрьича. Оба остались в Донецке, каждый по-своему. Ну, и бани в Донецке остались. Конечно, тетенька, которая нас встречает, пытается доказать, что ничего подобного уже нет, и столь качественное удовольствие можно получить только у нее. Но мы-то знаем: есть еще места в городе.

Наша сауна расположена рядом с вечным огнем и примыкает к старой, овеянной веками городской баньке, куда ходили еще до рождения всех читателей этого текста. В наше распоряжение предоставляют парилку, раскаленную до немыслимых 120 градусов, шикарный бассейн, где даже можно плавать, биллиард, телевизор, девочек… Впрочем, нет, девочек не было. Но сумма удовольствий и без них получилась немыслимая, по нынешнему-то времени.

Михалыч и Юрьич – последователи разных мировоззренческих школ. Первый любит Россию, второй не любит ДНР. При этом, оба тактичны, неагрессивны и потому их споры о виновности сторон напоминают драку плюшевых медведей. Оба обладают неопровержимыми аргументами в поддержку своей позиции, оба неумолимы, оба сворачивают диспут, когда он грозит последствиями. В Донецке любят поспорить о траекториях выстрелов и виновности фигурантов. Можно только пожалеть, что плюшевый метод моих друзей, кроме них самих, в подобных разговорах никто не применяет. Большинство спорит до кровавой хрипоты – хотя о чем тут спорить?

По законам комендантского часа

Формально, в Донецке действует комендантский час, и после 23.00 жизнь должна более-менее замирать. На самом деле, активную движуху на улицах можно обнаружить и после полуночи, а в одну из ночей на проспекте Ильича в районе трех ночи вдруг дурным голосом заорала пьяная компания – и орала до полного успокоения, никем не замеченная.

Пропаганда ДНР много сил положила на то, чтобы убедить население в своей эффективной борьбе с пьянством и наркоманией. Отдельные апологеты республики готовы доказать вам, что наркомания вообще ликвидирована как явление. Это вряд ли так. По крайней мере, есть тревожные сигналы с мест. Мои знакомые с Октября рассказали о банде наркоманов, которых пустил в свою квартиру уехавший Бог знает куда жилец. Сладу с ними, естественно, никакого, подвал они взломали, вынесли оттуда все, что было ценного у всех, кто там базировался. И продолжают благоденствовать (насколько это возможно при таком образе жизни и такой близости к линии фронта).

При этом нельзя отрицать, что сейчас донецкий криминальный элемент больше боится быть пойманным, чем раньше. Потому что разбор полетов может оказаться очень коротким и болезненным. Нравы военного времени, понимаете…

…На город опускаются сумерки. Сегодня вечер намечается более шумный, чем предыдущий. Я опять ночую у Игоря. Даже здесь, в кальмиусской курортной зоне, слышно, как что-то отдаленно грохочет на северо-западе (вряд ли июльский гром). Мы проходим мимо небольшого скопления магазинов разного профиля, надеясь что-то подкупить к ужину. Бесполезно: в полвосьмого вечера уже все закрыто или закрывается. Остался лишь мини-маркет дальше по проспекту 25-летия РККА. До 21.00 он работает. Но к наступлению комендантского часа здесь, в этом уголке центра города, все окончательно замрет…

21 июля

На берегу

Рано утром нас разбудило несколько весомых, как здесь говорят, «бахов». Видимо, поняли мы, происходит действительно что-то серьезное. К сожалению, так и было: как потом выяснилось, влетел снаряд в один из домов вблизи «Донецк сити» прошел сквозь три квартиры и ранил девушку, наивно надеявшуюся укрыться в ванной.

Утром летнего дня набережная Кальмиуса нежит душу, как пуховичок чирлидерши. Над тихой заводью порхают какие-то огромные стрекозы, по идеально выложенным дорожкам бегают бегуны, на пляжных тренажерах качаются качки. Дама со смелой фигурой ловит ультрафиолет, сканируя мир из-под огромных курортных очков. Аккуратный пенсионер и небритый кавказец тихо режутся в нарды.

В последние годы мэра Лукьянченко берега Кальмиуса сделали одной из главных городских витрин. Примерно до 2005 их почти не касалась рука благоустроителя, и потрескавшийся асфальт уже начал угрожать жизни пешеходов. А потом бюджетные недра выплюнули необходимую сумму – и за несколько лет набережную Кальмиуса превратили в конфетку. По состоянию на лето 2015 года невыразимая прелесть места еще вполне сохранялась. Сколько еще удастся ее поддерживать? На что будет похожа набережная Кальмиуса через два-три года?

Коммунальные службы Донецка работают по-военному четко. В разных частях центра города попадаются бригады в оранжевых жилетах, осуществляющие разную полезную деятельность. На обстреливаемых окраинах у коммунальщиков, как правило, другая задача: они восстанавливают поврежденные коммуникации. Стричь газоны там некогда. Трава вырастает в пояс. Зато в домах есть свет, газ и вода.

А в центре есть время подумать о гармонии и даже запустить фонтаны. Причем не только те, которые контролирует мэрия. Этим летом впервые за военные месяцы заработал легендарный фонтан-мяч у «Донбасс Арены». Многие сочли это добрым знаком. В истории человечества бывали случаи, когда мир спасали гуси. Но фонтаны?

Спасительный покер

В Киеве мне как-то задали детский вопрос: «Почему в Донецке иногда исчезает вода, но всегда есть интернет?» У моего друга Андрея есть ответ. Интернет должен работать круглосуточно, потому что Андрей постоянно играет в онлайн-покер.

Вообще-то, он – журналист, точнее – бывший журналист. Работу по этой специальности бросил – просто не смог больше ею заниматься, организм не принимал столь вредной деятельности. В качестве разумной альтернативы, еще до войны Андрей почти профессионально занялся покером. Пока еще он не может зарабатывать картами на жизнь для себя и жены. Хотя в отдельные вечера, если в Poker Stars заявится какой-нибудь тупой перуанец, Андрей может расчитывать на хороший выигрыш. На что они живут с женой? На ее прошлые заработки. До войны она считалась одним из лучших донецких специалистов в своей бизнес-нише, денег там человек с головой может «накосить» на годы вперед.

Андрей – яркий представитель «золотой молодежи». Казалось бы, таким нет места в нынешнем Донецке. Как бы не так! Часть этой жизнелюбивой среды зацепилась за новую реальность – или сохраняет надежду, что зацепится. Общение с ними для Андрея – возможно, лучшее, что осталось. «Знаешь, когда сидишь с друзьями под звуки обстрелов на берегу городского ставка – это по-настоящему сплачивает», - говорит он.

Разговоры о том, кто виноват в войне и кто обстреливает город, Андрея жутко раздражают. Его философия для Донецка достаточно свежа, и заключается она в том, что виноваты все. Точнее как? «За всю историю человечества не было, наверное, и 15 минут, чтобы где-то не происходило того, что сейчас происходит здесь. Просто меняются декорации, а человек остается таким же, как и был всегда. Так что причины понятны - бабло. А все, что параллельно говорят о «бандеровцах» или «сепаратистах» - просто вата, которой удобно забивать головы людей», - объясняет Андрей.

От Андрея уходишь с очищающим ощущением, что война будет длиться бесконечно, но в Донецке, возможно, скоро перестанут стрелять.

Глоток юзовского

Кто не был в «Юзовской пивоварне» - не знал Донецк. Вот уже лет пять действует это правило. И активисты сайта «Донецкий», чуть что, собираются здесь, хотя цены заведения не позволяют собираться достаточно часто.

В мирные дни казалось, что сайт «Донецкий», этот клуб по интересу, един и монолитен, хотя временами там вспыхивали жесточайшие дискуссии – и некоторые краелюбы, хлопнув дверью, уходили навсегда. Весной 2014 года началось уже даже не расслоение, а распыление. Люди покидали город, стараясь сохранить интерес и любовь к нему в Воронеже, Одессе, Феодосии, Краматорске и Хайфе. Получилось не у всех. Сайт продолжает существовать (хотя кое-кому уже кажется, что он никому не нужен), а вокруг него все еще вращаются заинтересованные люди.

Рядом со мной сидят три человека. Более непохожих трудно было подобрать. Внештатный сотрудник мэрии и орденоносец ДНР. Скептически настроенный строитель средних лет с острыми и критическими мозгами. И наш ветеран, чиновник от образования, деликатнейший человек, вся политика, которого, кажется – уважение к каждому человеку, с которым его сталкивает судьба. Без сайта «Донецкий» они вряд ли когда-то узнали бы друг друга. Только любовь к городу собрала их сейчас за одним столом. Только любовь…

Последний вечер

Ночь тиха. Не слышно разрывов и со стороны северо-запада. Неужели там решили отдохнуть в эту ночь? Кажется, да. Потом окажется – нет: под утро начнется мощная артиллерийская дуэль, опять прервется тревожный сон десятков тысяч людей…

Я стою на балконе дома 4 по проспекту Ильича, куда меня пустили на ночевку очередные добрые люди. Отлично просматривается площадь Ленина, вся в желтых фонарных огнях, слегка подсвеченный драмтеатр. Шелест ночи иногда – редко! – прерывает звук шагов. Прохожие в этот час на Ильича одиноки, как клецки в столовском супе. Хотя – вот парадокс! – трамваи еще ходят. При этом – удивительное дело! – комендантский час уже вступил в свои права. Призраки, какие-то темные призраки скользят по улицам…

Эти донецкие улицы и днем не слишком полны. Хотя им далеко до звенящей пустоты лета прошлого года. Сейчас дорожное движение все-таки существует, работают светофоры, машины останавливаются, пропуская пешеходов на «зебре». Впрочем, может, это только мне так везет. Одна из моих подруг, Анечка, не скрывая своих антипатий, предупреждает: на перекрестках не зевай, безбашенные ДНРовцы на «отжатых» машинах могут появиться буквально из ниоткуда, причем, конечно, на огромной скорости. «Ну, а что? Свою машину было бы жалко, а если где-то взял просто так – то можно и разбить, какая проблема, через пять минут другая найдется», - говорит Анечка. Ей категорически не нравятся нравы нового мира (а в Донецке сидит из-за любви к мужу, который в Донецке сидит, потому что это его город – «и почему я должен куда-то уезжать?»).

За пять донецких дней с безбашенным ДНРовским транспортом я столкнулся лишь раз – когда на улице маршала Жукова вдруг (действительно из ниоткуда!) со страшным ревом возник грузовик, набитый личным составом. Группа вооруженных людей спешно проследовала в сторону злополучных Песок, где их присутствия, видимо, срочно потребовало время. Они исчезли вдали – и воздух опять заполнился щебетаньем птиц. Натренированных донецких птиц, которых на испуг уже ничем не возьмешь…

22 июля

Последнее утро

Последнее утро в Донецке начинается в кафе с удивительным названием Esquire. Для обычной забегаловки в окрестностях Крытого рынка – немного претенциозно, но забавно. Совсем юная официантка с огромными черными глазами шириной с талию, смущаясь, просит прощения за то, что не успела переодеться в форменное: «Мы только открылись». Через 10 минут она уже в форменном: скромная белая блузка и предельно короткая кожаная юбка. Извинения приняты.

Донецкие разговоры я закрываю общением с российской журналисткой, которая работает на кучу изданий и искренне надеется понять, что происходит и что думают дончане. Она несколько дней провела в «горячих зонах» города. Рассказывает о том, как выживают люди на Путиловке. Как пропалывают огороды, не обращая внимания на пролетающие снаряды. Рассказывает о вчерашнем визите в одну квартиру на Киевском проспекте, где минометными осколками повыбивало оконные стекла, а один осколок пролетел буквально в сантиметрах от головы десятилетней девочки, неосторожно сидевшей у окна.

Потягивая через соломинку скромный холодный коктейль, журналистка с некоторым удивлением рассказывает об ожиданиях простых дончан. Ожидания поражают ее своей смелостью и разнообразием. Ожидают, что до конца года случится наступление ДНР и давно обещанный Захарченко «выход на границы области». Ожидают прихода к власти националистов в Киеве с последующей неизбежной атакой Донецка. Ожидают всего, что только можно ожидать.

«Просят меня рассказать, что будет. Я же из Москвы! Говорят – правда ли, что у нас сил намного больше, чем у Украины и построена непробиваемая линия обороны от Приазовья до Артемовска? Они думают, что у меня есть какая-то секретная информация. Да нет у меня ничего. И ни у кого ее нет, мне кажется. Может, у тебя есть? Ты же из Киева».

To Konstantinovka

Это только кажется, что людям по разные стороны разграничения не о чем договариваться. На самом деле, если есть общий предмет, то согласие в виде непротивления сторон моментально образуется. Вот ситуация. Из Донецка на север области (Славянск, Краматорск, Константиновка, Артемовск) ходят маршрутки от Крытого рынка. Цена проезда – 220 гривен, но при этом вас высадят у блок-поста в Майорске, и после проверки документов подберут дальше по трассе, после следующего блок-поста, куда вы должны попасть на каком-нибудь случайном частнике. Но есть и специальные методы. Даете еще 130 сверху - и вас провезут без высадки и почти без ожидания. Почему именно 130 и куда они идут, можно догадаться.

Наш водитель Алексей производит впечатление человека, способного решить любой вопрос в этой жизни, но не быстро. Он не торопится отъезжать – в салоне бусика есть еще одно свободное место, и он до последнего надеется, что появится еще один клиент, а значит – еще 350 гривен. Народ в салоне нервничает – некоторые едут до Константиновки, к отправке «хюндая» на Киев, и любая задержка может оказаться для них роковой. Но Алексей знает, что делает. Откуда-то появляется мужчина, олицетворяющий собой заветные 350 гривен – и мы, наконец, трогаемся.

За Калиновкой – Макеевка, за Макеевкой – Пантелеймоновка и подступы к Дебальцево. Кое-где видны следы боев – разрушенный мост, сожженный отптовый склад АТБ (говорят, сигареты, сворованные оттуда, продают до сих пор). Сильных разрушений не видно, трасса в нормальном состоянии. На ДНРовских блок-постах у Алексея все схвачено. Один из контролеров кричит ему в окно простуженным голосов: «Братан, можешь привезти оттуда нурофен? Только не однопроцентный, мне нужен посильнее». Алексей тут же звонит своему контрагенту в Славянск и заказывает препарат.

Проезжаем Горловку, тщательно огибая те места, где нас могут ждать неприятности. Здесь город выглядит мирным, хотя и мрачным – ну, так в депрессию он погрузился с самого начала независимой Украины, когда начала разваливаться тяжелая промышленность. И начинаются украинские блокпосты, которые на артемовской трассе и вблизи Артемовска – целая сеть.

Самый главный – конечно, в Майорске. Его приближение безошибочно определяешь по очереди машин. Она огромна. Все, что вы слышали или читали об этом, не способно передать того, что вы видите. Наш бусик скользит мимо десятков, сотен машин, стоящих под безжалостным июльским солнцем без какого-то движения. Измученные пассажиры этих авто отдыхают в тени – там, где она есть. Мы проезжаем и проезжаем мимо. Машины мелькают, как кадры в безумном фильме Тарковского. Вдруг дорогу пытается преградить группа людей, размахивающих руками. Чертыхнувшись, Алексей выворачивает руль – нас уносит на обочину. Совершив немыслимый пируэт, бусик объезжает группу. Это инициативные люди из стоящих машин – озверев от ожидания, они решили блокировать подступы к блокпостам для «леваков» типа нас. Именно в «леваках» пикетчики видят причины своих текущих бед…

Доехав до контроль-кабинки, Алексей останавливается, собирает наши паспорта и относит их на проверку. Нам строго-настрого приказано сидеть и никуда не вылезать, даже по самой большой нужде. Через пару минут в кабину всовывается физиономия воина, который на чистейшем полтавском украинском спрашивает, не везем ли мы чего-то недозволенного – наркотики, топографические карты… Ответ очевиден, и воин его получает. Получив, с недовольным видом удаляется.

Алексей возвращается через 10 минут. Наши паспорта с ним. Вопрос решен. Все могут ехать дальше. Ехать, правда, некуда – какой-то артемовский аграрий на огромном кране совершил неудачный маневр и застрял посреди дороги. Движения нет ни в одну из сторон. Его со всех сторон густо посыпают отборнейшим матом, но рассосать пробку это не помогает. Такой концентрации нецензурщины в жизни я еще не слышал. Наконец, через четверть часа пробка ликвидируется, и мы едем дальше.

По пути обгоняем внушительное количество военной техники, и на оставшихся блокпостах вынуждены все равно ее пропускать. На выезде из Артемовска с водителем имеет разговор украинский военный с молодым располагающим лицом. Он что-то вполголоса обсуждает с Алексеем (такое впечатление, что обсуждают они последнюю книгу Пелевина) и машет рукой – езжай, мол. Мы трогаемся, и Алексей, смеясь, говорит непонятное: «Ну, не хочешь – как хочешь. Наверное, уже богатый».

Путь на Константиновку теперь свободен. «Можно прятать паспорта!» - говорит Алексей. В Константиновке сверяю время. Весь путь занял два с половиной часа.