Апрельский калейдоскоп Донецка

Впечатления от жизни в городе складываются из отдельных фрагментов, иногда - почти никак не связанных друг с другом.

«Поедешь на кладбище – имей в виду, что 17-я маршрутка ходит сейчас редко. Может, раз в час», - предупредил меня друг. Испугавшись такой перспективы, я воспользовался такси.

По дороге мы обогнали штуки три 17-х. Когда в Донецке не сильно стреляют, здесь хорошо ездят. Во всяком случае, городской транспорт не останавливался ни на один день – даже когда стреляли очень сильно.

Пока ехали, таксист поделился проблемами. У них всегда проблемы… «Нет больших заказов. Так, проедут пару километров – и все. Народ перестал делать длинные концы. То ли боятся, то ли деньги закончились. Максимум две сотни в день – это не заработок, при наших ценах. Сегодня три с половиной часа простоял, пока вас вот дождался», - жалуется наш рулевой – мужичок лет 55, с лицом, знававшим много лучшие дни.

С нами ему повезло, у него получился «длинный конец» - проехали полгорода, в том числе через раздолбанную Путиловку, над которой в периоды хронических обострений постоянно летают снаряды.

Надо понимать: когда говорят, что какой-то поселок «вдребезги разбит» или «стерт с лица земли» - мы имеем дело с очередным преувеличением. Их в огромном количестве сыплют на наши беззащитные головы бессмысленные СМИ и безответственные лица. В этой войне ценность информации, выдаваемой в массы с обоих сторон, как никогда низка. Она стремится к нулю. Отличить правду от неправды невозможно, если ты не приближен к местам событий. В Донецке нет окраин, стертых с лица земли.

Есть сильно пострадавшие. Но нет ни одной, куда не ходил бы транспорт, где были бы отключены все коммунальные блага, где полностью замерла бы жизнь. Даже Путиловка, Октябрь и 15-й участок, вплотную прилегающие к зоне боев. Иногда надолго пропадает свет. В некоторых домах нет тепла…

Ну, это особая тема. Если из дома выехала половина жильцов, тепло не включат, потому что, если в наглухо закрытой квартире порвет батарею, зальет всех соседей. Такие дома стоят пока так, холодные. Все равно, скоро лето. Что делать с этой проблемой дальше, предпочитают пока не думать. Может быть, найдется какое-то решение.

Люди довольны тем, что есть. Они-то ждали совсем жестокой зимы, с полным отключением всего. А так – прожили, протянули, слава Богу, спасибо коммунальщикам.

На поселке шахты «Октябрьский» в домах под вечер загораются огни. Темных окон больше. Но светлые есть. Утром люди, пережившие еще одну ночь, идут на съежившийся до минимума рынок, выискивают себе поесть подешевле. Рядом с разбитым вдребезги торговым павильоном – хлебный киоск, возле него – небольшая очередь. Хлеб только что привезли…

На бесполезном пока железнодорожном вокзале продолжает работать продуктовый супермаркет из ахметовской сети «Брусничка». Кто из нас не видел в Интернете фотографии донецких магазинов с ужасающе голыми полками? Нарастающий дефицит подтверждают и дончане в разговоре с нами.

Посмотрим. Заходим в «Брусничку», ожидая увидеть унылые пустоши. Но нет. Не в этот раз. Пока что представлены все группы товаров. Единственное зияющее дупло на весь торговый зал – отдел алкоголя, там лишь несколько бутылок водки, и все.

Почти совсем нет пива – везде, не только в «Брусничке». Это дефицит, о котором охотно говорят все донецкие мужчины. Верят, что скоро с этим наладится – обещали перезапустить донецкий пивзавод. Представить Донецк без пива – все равно, что святого Владимира без креста…

У Южного автовокзала, в «Первом республиканском супермаркете» (новая, уже чисто ДНРовская сеть) - другая картина. Здесь водки и прочего аналогичного пойла – хоть отбавляй, оно в основном весьма дешево. Сорта какие-то небывалые, если судить по прежнему донецкому опыту, в основном российского происхождения. Есть и пиво.

В отличие от «Бруснички», на ценниках – цены в рублях и гривнах. Российская валюта в обиходе появляется медленно, но верно. На моих глазах молодому человеку кассир вместо 5 гривен предлагает взять 10 рублей. Пожав плечами, покупатель соглашается. Ему все равно.

В ресторане «Латинский квартал» встречаемся с Людой Ч. Она живет на Буденновке – поселок, оказавшийся в сравнительно безопасной зоне Донецка, настоящих ужасов войны не переживший. «В центре магазины снабжаются получше. У нас все время проблемы то с одним, то с другим. Но не голодаем, нет», - говорит она.

Смотрим меню, видим там диковинные блюда европейской кухни. Не веря, подзываем официантку, интересуемся, все ли можно заказать. Улыбающаяся девушка заверяет: все, что в меню, здесь могут приготовить, чтоб мы не сомневались. Второй этаж «Латинского квартала» обесточен.

«А все равно посетителей не набирается на два зала. Дай Бог, чтобы первый этаж заполнили. Вот мы и отключаем второй, чтобы электричество зря не жечь», - объясняет официантка. На первом этаже в субботу, в 14 часов из примерно 20 столиков заняты 5-6. В дни мира, место в «Латинском квартале» нужно было заказывать заранее…

Вот - Щегловское кладбище. Разговор с Андреем, парнем из бригады ритуальных работников. Он - один из тех, кто остался на Щегловке, несмотря на довольно неприятные обстрелы, шедшие осенью и зимой.

"В один момент нас трое только осталось. Начальник сказал - ребята, я вас пойму, если вы тоже уйдете. Мы просто закроем кладбище для захоронения..." Мы остались. Потом к нам еще пацаны присоединились. Сейчас работаем в нормальном режиме. Бывало всякое. Один раз несли покойника, и метрах в 50 от нас бахнуло что-то серьезное. Мы покойника оставили там, где были, а сами убежали к себе в конторку. Так он до утра там и пролежал, пока все не стихло. Утром вернулись и захоронили, как положено..."

Щегловское кладбище расположено так себе. В непосредственной близости от него боевые действия не ведутся. Это вам не Иверское кладбище, изрытое снарядами насквозь. Но следы войны здесь бросаются в глаза, искать их не нужно. Есть намятники, изрешеченные осколками, разбитые вдребезги. Выгоревшие участки, обгоревшие кресты.

"Внизу, в балке, стояла батарея ДНР, и через кладбище стреляла по Авдеевке и Спартаку. А те - в ответ. В общем, Щегловка оказалась между двух огней", - объясняет Андрей.

Что еще обращает на себя внимание? Новые могилы. Очень много новых могил. По сравнению с тем, что тут было год назад, площадь захоронений увеличилась заметно. Прошлогодние "новички", лежавшие у края кладбища, теперь оказались в глубине территории...

Впечатления от жизни в городе складываются из отдельных фрагментов, иногда - почти никак не связанных друг с другом. Вот донецкие женщины, оставшиеся в городе.

Не побывав в Донецке, почитав источники (век бы их не читать!), тебе кажется, что здесь остались только пожилые тетеньки, которым некуда деваться. Либо они по своей тупости не хотят бросать свое жилье, цепляются за него, отбросив все доводы разума, отказываясь понимать, что в жилье для переселенцев им (конечно же!) будет значительно лучше.

На самом деле, в Донецке полно молодых девушек с продуманным макияжем, хорошо одетых, явно думающих о том, как они выглядят. В первый же час пребывания в Донецке мы увидели молодую дончанку в подвенечном платье на ступеньках драмтеатра – там шла какая-то фотосессия.

Приятно выглядящих дам среднего возраста на улицах и в городском транспорте тоже предостаточно. Они мало улыбаются, но они так же эффектны, как и в дни мира, когда приезжие немцы, венгры и корейцы цокали языками и говорили, что нигде не видели столько красивых женщин, как в Донецке.

Упрямых пожилых тетенек, конечно, тоже хватает. Но они очень разные. Во дворе дома на Театральном проспекте – самый центр города! – встречаем даму, копающуюся на своем огороде. Один ее сын живет в Киеве, другой – возле города Вашингтон (да-да, того самого!). Она пока здесь. В гости к детям ездит, оставаться там не думает. Почему? Может быть, потому, что здесь – могила мужа? Он умер пару лет назад. Память о нем до сих пор в ней жива. Огородик у нее просто волшебный – множество разных цветов, все ухожено и содержится в идеальном порядке.

Есть и совсем другие тетеньки. Вот однокомнатная квартира 21 дома 1 по Колхозному проспекту на поселке шахты «Октябрьская». Здесь живет Татьяна Васильевна Барановская. Эта героическая пенсионерка никуда не выезжала с самого начала войны. Ну, нет – на пару недель ездила в Дружковку, чтобы порешать кое-какие бюрократические вопросы. А так – все время здесь, на линии фронта, на одной из самых простреливаемых окраин Донецка.

В доме не топили с середины декабря. Периодически (и надолго) нет света. Большинство соседей оставили дом – из 40 квартир обитаемы, дай Бог, 7-8. Несколько раз рядом с домом падали снаряды – в итоге, стекла в окнах выбиты, окна заколочены. Свет дали только позавчера после месячного перерыва.

Это очень сложно себе представить – как человек прожил зиму без тепла, без света, без соседей. Правда, у нее есть кошка, с которой можно общаться, когда становится совсем страшно.

Несколько лет назад на пересечении Театрального проспекта и бульвара Пушкина появилось заведение «Львiвська майстерня шоколаду» - одна из ячеек всеукраинской сети с отменным кофе и фирменными сладостями.

В апреле 2015 года было настоящим шоком увидеть эту точку в рабочем состоянии, со всеми ее примочками, включая качественный украинский язык официантов - хотя и немного в другом месте. Как хозяева сети договорились с властями ДНР, трудно сказать, хотя легко представить.

Прошлым летом и осенью в Донецке можно было наблюдать конвульсии тихо умирающего кинопроката. Лишь иногда кое-где порой вдруг проскакивал залетный фильм, вопреки законам физики пронзивший пространство и блок-посты.

В апреле 2015 года на кинотеатре «Звездочка» красовались фирменные плакаты вполне актуальных фильмов – «Инсургент» и «Робот Чаппи». Оба еще шли в киевских кинотеатрах. Говорят, «Звездочка», как и в мирное время, получает фильмы из всеукраинской сети «Кинопалац». Тоже как-то договорились с нынешними донецкими властями.

В массе своей, Донецк считает, что живет в блокаде. Глядя на то, какие очереди автотранспорта выстраиваются на блокпостах, в это веришь легко. Поговорив с людьми, причастными к циркуляции грузов, понимаешь: полной блокады нет и не будет, потому что она обоюдоневыгодна.

Слишком многих устраивает нынешняя пропускная система, которая кормит множество причастных и, в общем-то, не дает умереть с голода жителям Донецка. Вздутые цены, дефицит ряда жизненно важных товаров – к этому начинают привыкать, это начинают закладывать в долгосрочные жизненные планы. Хотя кто сейчас в Донецке планирует дольше, чем на неделю?

По-настоящему пугает людей отсутствие лекарств в аптеках. Оказалось, что психологически человеку труднее воспринять это, чем пустые полки в магазинах. Кое-что уже не купишь ни за какие деньги, в том числе – жизненно необходимые медикаменты, в том числе - детские.

Значит ли это, что больной дончанин остается один на один со своей проблемой? Вовсе нет! Как ни удивительно, клиники работают, в городе осталось довольно много врачей, предпочитающих соблюдать клятву Гиппократа в местных труднопереносимых условиях. Есть совершенно поразительные примеры, когда к особо ценным докторам везут пациентов даже с территории, подконтрольной Украине. Это сложно, но это можно. Тоже договариваются…

Медицина функционирует даже в самых простреливаемых районах. Вот 21-я больница на Кремлевском проспекте. Напротив – несколько домов, в которых отчетливо видны следы от попаданий снарядов. Да что там – залетало и на территорию самой больницы. В последний раз – совсем недавно, в начале апреля. Ну и что? 21-я больница и раньше, и сейчас славилась одной из лучших в городе хирургий. Работают…

Найти работу в нынешнем Донецке – задача, достойная Геракла. Тот, кто трудозанят, смиряется с мизерной зарплатой или с ее многомесячными задержками: альтернативы-то все равно нет. Как и во всем, здесь нет единого правила. Где-то платят аккуратно, месяц в месяц. Где-то и зарабатывают неплохо. И даже – о чудо! – появляются новые рабочие места.

40-летний Владислав, работавший инженером на заводе «Норд» и уехавший прошлым летом отсидеться в Россию, на прошлой неделе вернулся в Донецк, на прежнюю должность. Однажды ему в Россию на мобильный позвонил начальник и сказал, что нордовский босс Валентин Ландик начал увольнять тех, кто долго не появлялся на предприятии. Умолял вернуться, а то место можно потерять. Владислав вернулся.

Мало кто из живущих в Донецке может похвастаться уверенностью в завтрашнем дне. Мне, по крайней мере, такие не попадались. «Даже Путин уже не знает, что с нами будет», - говорит мой героический родственник Владимир Леонтьевич, под обстрелом заделывавший выбитые окна моей квартиры. Люди знают одно: им нужно выживать здесь и сейчас. Что и делают.

В ночь с 17 на 18 апреля на поселке шахты «Октябрьская» опять стреляли, и громко стреляли. Несколько часов Татьяна Васильевна просидела в коридоре с книжкой. Обычное дело, когда рыцари добра и света с обоих сторон начинают выяснять отношения.

В ту ночь снаряд влетел в очередную пятиэтажку на поселке. Тяжело ранило женщину. Еще одну донецкую женщину…

Город в центре практически нетронут. Об этом пишут все, кто делится впечатлениями о Донецке военного времени. При этом, даже если стоишь на площади Ленина, хорошо слышны звуки отдаленной канонады. Ненароком проедет танк, пройдут парни с автоматами...

Все это не позволяет отождествлять город с тем, каким мы его знали и любили в мирные дни. Пусть даже внешне он и остался таким же.

В начале проспекта Ильича встречаю Рамиля Замдыханова – донецкого журналиста, который упорно не хочет, чтобы его называли журналистом. Со свойственным ему миксом грусти, юмора и сарказма Рамиль рассказывает о своей жизни и о перспективах, которые сейчас кажутся совершенно туманными.

Мы, конечно, говорим и о городе, который любим. Рамиль выдает могучий образ: «Знаете, коллега, когда я смотрю вокруг, вижу какие-то мощи святого Донецка».

«Святой» не стоит понимать слишком буквально, Рамиль слишком ироничен, чтобы быть пафосным. Что он имеет в виду? То, что в последнее мирное десятилетие Донецк становился все лучше, чище, красивее. И что этот образ усердно развивался и культивировался на местном уровне (успешно) и на общеукраинском (совершенно безуспешно).

А сейчас? Сейчас мы видим какие-то истончившиеся остовы того, что привыкли считать Донецком. Все вроде бы на месте, но лишено привычного содержания – того, что для нас и наполняло понятие «Донецк»…

Война сделала то, о чем мечтали многие за пределами Донбасса. Донецк стал другим, и прежним уже не станет. Он трансформируется во что-то совершенно иное, и это стоит учесть всем, кто хочет сюда вернуться. Возврата в прежний Донецк уже не получится, чем бы ни окончилась война. Тот, кто его любит, верит, что Донецк будущего будет как минимум так же красив.

Если выйти утром на набережную Кальмиуса, может возникнуть иллюзия того, что война уже кончилась. Это не набережная – конфетка! Тротуары вымощены плитками. Литые ограды. Велодорожки. Детские площадки. Мамы с колясками. Молодежь, которая продолжает физически совершенствоваться, что бы не происходило. И много хозяев собак.

Это, кстати, тенденция в Донецке – целый ряд моих знакомых никуда не уехал, потому что имеет на руках домашнее животное. Почему-то они не считают, что где-то еще, кроме Донецка, эти животные смогут спокойно, комфортно существовать.

Когда сидишь на лавочке у Кальмиуса ранним апрельским утром, вдыхая неповторимую донецкую свежесть, мир кажется прочным, как танковая броня, а раскаты канонады – весенним громом. Редко где в Донецке так хорошо, как на набережной и на бульваре Пушкина. Так было, так есть. Во всяком случае, пока.

Мы едем по улицам города к вокзалу, отмечая, насколько свободнее здесь стало за последний год. Припарковаться сейчас – не вопрос в любой точке города. Говорят, что людей стало больше в последние недели. Но количество машин от этого не слишком увеличилось. Улицы пустоваты.

Самые парадные здания Донецка частично или полностью законсервированы. Как и многие жилища. Город как будто бы переведен в режим ожидания. Все, что в нем есть (кроме того, что уже уничтожила война) готово к употреблению – но не все задействовано, и кто знает, когда наступит время оживления…

Глупо надеяться на то, что за несколько дней визита ты сможешь адекватно оценить психологическое состояние людей, живущих в Донецке постоянно. Но кое-что все-таки кажется очевидным. Бросается в глаза выросший уровень пессимизма, апатии.

Может ли быть иначе, если люди месяцами живут в непосредственном соседстве с гноящимся конфликтом, который никак не решается, и путей его решения не просматривается? Те, кто надеялся на скорое «Путин придет», поняли, что этого не случится ни скоро, ни поздно. Те, кто хочет возвращения украинцев (верьте – не верьте, но такие тоже есть в Донецке), убедились, что это может произойти только в результате еще более серьезных обострений и разрушений. Те, кто никого не ждал и хотел просто жить, осознали: просто так жить им не дадут.

На почве таких настроений оптимизму взяться неоткуда.

Донецк неулыбчив. То есть, сейчас он таков, каким его хотели представить до войны люди, не сильно его любившие. На улицах и в транспорте – сплошные хмурые лица.

Популярен, востребован и оценен так называемый «юмор висельника» - шутки по поводу обстрелов, разрушений, холода и голода. Этот юмор, разумеется, идет тоже без улыбок. На фоне всеобщей мрачности очень ярко выглядят те, кто все-таки находит повод для улыбок. Прежде всего, это молодежь – такое впечатление, что она продолжает жить на своей, мирной волне.

Парни вполне модного вида вертят в руках огромный смартфон и громко обсуждают вопросы, далекие от калибра минометов и гуманитарных конвоев. На бульваре Пушкина, на красивой лавочке с коваными грифонами, сидят две девушки. Проходя мимо, мы слышим, о чем они разговаривают. Они разговаривают о парнях.

Поводов для пессимизма в Донецке множество. И порой кажется, что Донецк погружен в это состояние по самые брови. Но, конечно, это не так. Сколько себя помню, мне всегда бросалось в глаза это удивительное свойство дончан – умение сохранять бодрость духа в самых сложных обстоятельствах (а сложностей здесь всегда хватало). Люди барахтаются в многочисленных проблемах, ищут обломки оптимизма и стараются цепляться за них. У многих получается.

38-летний Александр Васильевич Странников до войны был прекрасным инженером-дорожником, работал в одной всем известной донецкой суперкомпании. Работа закончилась еще до войны. За все эти месяцы так ничего нового и не нарисовалось. Живет какими-то случайными заработками и прошлыми запасами.

«Честно скажу – временами хочется просто выть от безысходности. Главное – я же понимаю, что мы никому не нужны, и что это все выгодно как одной стороне, так и другой, а значит – не скоро кончится. Но у меня на руках – больная теща. Ее надо постоянно лечить. Я не могу позволить себе расклеиться», - и он улыбается своей хитроватой улыбкой, в которой нет ни следа отчаяния.

Другому Александру на 14 лет больше. Он живет в прекрасном двухэтажном доме на поселке «Красный Пахарь», там периодически стреляют очень прилично. В дни мира, этот дом был уютной колыбелью большой семьи из пяти людей и трех лохматых собак. Теперь Александр остался в этом доме один. Близкие отправлены в безопасное место, а он держит «виртуальную оборону».

«Знаешь, я уже прошел стадию полного мрака. Когда осколками от снаряда изрешетило ограду и повыбивало стекла – вот в такие минуты понимаешь, что такое настоящий ад. А сейчас… Жив – и слава Богу. Что толку грустить? Может, будет хуже, а может – нет. Посмотрим…» - рассуждает Александр с нечеловеческим, тибетским спокойствием.

Многие в Донецке достигли этой степени просветления – когда за отчаянием открываются какие-то новые дали. Когда понимаешь настоящий смысл знаменитой фразы лейтенанта Скворцова: «Ребята, будем жить!»