Почти про Секс в большом городе

Это ощущается особенно остро как раз вот в такое время. Когда лето, и когда город выдыхает после суетливого дня, начинается вечер, и всякий раз он кажется вечером пятницы, из каждого ресторана пахнет жареным мясом и слышно, как стучат тарелки и вилки, из окон машин – обрывки музыки, и цокают каблуки, и пахнут цветы, и небо еще светлое, и солнце садится, но фары машин уже вечерние, и включать свет в кухне еще рано, ну разве что маленький, и за окном всё розовое, сиреневое и коралловое, и у меня на столе рядом с ноутом пионы, черешня и вино, и вот тогда я иду курить, смотрю на зелень, и сердце сжимается от тоски и ностальгии, потому что я думаю, как бы мы сейчас.

В первом фильме «Секс в большом городе» на титрах – хороший момент. Когда Кэрри сталкивается на улице с четверкой болтающих и смеющихся девушек, точно таких же, какими были они с Самантой, Шарлоттой и Мирандой десять лет назад, ярких, щегольски одетых, шагающих куда-то на высоких каблуках по оживленной улице, куда-то вперед, к приключениям и совместному веселью. Они скрываются за углом, а Кэрри идет дальше, и на лице ее – грустная нежность. Ох, как мне это знакомо. Я уже десять лет практически каждый день чувствую такое, с тех пор, как я – здесь, Наташка – в Италии, а Ирка – в Донецке. Когда я вижу вот таких же, как мы, примеряющих одежду в магазине или сблизивших головы за столиком в кафе, или просто истерически хохочущих на скамейке бульвара. Я встретила здесь друзей, я не одинока, но как же мне нужно – вас, как же мне вас не хватает. Так сильно хочется домой. Домой – это где мы втроем, знающие друг друга до донышка и принимающие друг друга до последней черточки. Я хочу к вам – туда, где ни вас, ни меня уже нет.

В наш офис на Овнатаняна, 4, где мы все встретились и мгновенно подружились на всю жизнь (я не знала и никогда бы не поверила, что так может быть), где мы работали, смеясь каждые пять минут и поедая пирожные, а потом вместе садясь на диету, где мы играли мою виртуальную свадьбу со знаменитым теннисистом, о каковой свадьбе он до сих пор не подозревает, где мы плясали, разлив шампанское в чайные чашки, где издевались над наступившим Иркиным тридцатилетием как глубокой старостью и водили ее в туалет под руки, где курили, сплетничали, слушали музыку, скупали весь «Эйвон» по каталогу, исправно каждый месяц приносимому Наташкиной знакомой, раскладывали распечатки журнальных разворотов на бильярдном столе, подзывали друг друга к телефону, когда звонили поклонники, и подслушивали, разыгрывая целые пантомимы.

В кафе внизу, куда спускались по несколько раз на дню пить кофе, и где каждая из нас хоть разок да сплясала вокруг шеста на подиуме. В командировки, когда мы объездили всю страну на поезде и на машине, и каждый раз с приключениями и поводами для смеха (помните, как я проявила крутую деловую хватку, покупая у проводницы лимон, потому что Ирка вместо лимона принесла противопростудные таблетки, а коньяк нужно было чем-то закусывать), и мой блокнот исправно пополнялся очередными перлами-оговорками Наташки вроде «ну, Леся, ну кто знал, что будет как всегда?» или «ой, смотрите, там эта… как ее.. ну как же ее… ну, маленькая мохнатая корова!!!». В моллы «Донецк-сити», «Белый лебедь» и «Золотое кольцо», где помогали друг другу выбирать шмотки, обувь и украшения, хихикая в примерочных и принося друг другу все новое и новое «на, это точно твоё», где обедали в закусочных и смотрели кино, затарившись пивом. В магазины косметики от «Брокарда» до «Евы», где могли часами нюхать духи и мазать на руки косметику из тестеров.

На бульвары и в парки, где можно было просто идти и идти, на мою кухню, где варили глинтвейн, на мой балкон, где выпивали, слушали музыку и пускали мыльные пузыри, на Иркин балкон, где сидели на полу и только изредка соображали, что надо бы говорить и смеяться потише, потому что огромный двор «спальника» давно уже спит, а эхо наших голосов отражается от стен домов, на Наташкин балкон, с которого открывались степные дали, в Наташкину «детскую», где раскладывались спать, и я сворачивалась комочком на зачем-то каждый раз отвоеванном крошечном диванчике маленького Никитки, в мою ванную, где я срочно перед командировкой перекрашивала Наташкины волосы, час назад за бешеные деньги выкрашенные в дорогом салоне в термоядерный ярко-розовый, и где однажды зимой Ирка отливала меня водой, потому что я напилась, как никогда в жизни не напивалась, от страха, что в жизни все меняется, и что на рассвете у меня самолет в Киев, возможно – навсегда… В аэропорт, из которого мы улетали в Турцию, где буквально с ума сходили от веселья, беззаботности и каникул, и на вокзал, где меня провожали шампанским, потому что я буквально жила в поезде, курсируя между Киевом и Донецком. В книжные магазины, на книжный рынок и в музыкальные магазинчики, где покупали книги и диски, а потом менялись. В продуктовые супермаркеты, куда мы влетали, чтобы купить вкусного на вечер, и шли в ряд, автоматически подстроившись шагом друг к другу и оглушительно стуча шпильками – мы же все ходили на каблуках, Наташка – на самых высоких…

В квартиру на проспекте Мира, которую мы сняли под офис нашего пиар-агентства, где пили кофе на кухне, боясь выходить на полуразрушенный балкон. В спа-салоны и бани, где периодически оттягивались просто так или что-нибудь празднуя. В кабаки, которые все были – наши, куда мы ходили почти каждый день: «кровавая Мэри» в «Ливерпуле» и в «Хинкали», окруженном крышесносно благоухающими цветущими кустами, шампанское на летней площадке «Классик-СВ» у прудика и в «Сан-Сити», белое вино в таверне «Ракушка», красное вино в «Питере», «Шато» и шашлычных на объездной, коньяк в «Городе» и "Голден Лайоне", пиво в "Корсаре", коктейли в «Банане», глинтвейн и грог в этом… как его… на Гринкевича маленький такой подвальчик пиратский, кофе в нескольких любимых кофейнях…

Помните, как познакомились в «Банане» с бандитом-меломаном, и мы с ним на один вечер влюбились друг в друга, а Ирка потом на такси возвращалась, чтобы отдать ему пистолет, врученный в самом начале на хранение, чтоб «не расшалиться»? Помните, как Наташка бодро шла к открытой площадке «Питера» с загипсованной ногой, на костылях, украшенных очередными чехлами под конкретный элегантный наряд? Помните, как мы с Наташкой писали в «Классике» списки требуемых от потенциальных возлюбленных качеств на обороте каких-то накладных, выданных нам официантом? Помните, как в "Хинкали" составляли в моем блокноте перечень за и против, размышляя о переменах в Иркиной жизни, и отгоняли скрипача, настырно играющего "Ва-банк"? Помните великую истерику в «Городе» - когда каждый из нашей компании выложил перед собой по три-четыре мобильных телефона? Помните все эти бесчисленные ресторанные туалеты, в каждом из которых мы ржали до колик, обсуждая что-то, только что случившееся в зале? Помните тот Новый год, который мы в первый и последний раз решили встретить тихо по-домашнему, наступал 2008-й, у каждой из нас в жизни все было как-то хреново, мы с Иркой заехали в «Гуси-лебеди» за заказанной едой и моими любимыми соленьями, а потом у Наташки всю ночь валялись на ковре в пижамах, смотрели лирические комедии, пили шампанское и объедались мандаринами, за окнами лупили фейерверки, и первым, кто дозвонился мне после полуночи, был мой будущий муж, даром что я даже представить не могла, что уже через полгода к нему перееду…

Помните тот летний день в «Хинкали», когда Наташка со сломанной ногой впервые встречалась со своим итальянским поклонником, а я с племянницей «гуляла» по периметру вокруг, чтоб, если что, ворваться и спасать… а уже через пару дней мы с Иркой везли Наташку в ресторан на такси на встречу с ним же, ее будущим мужем, и аппарат Илизарова на ее ноге, а также перемычки костыля были закрыты черной кружевной тканью в тон ее вечернему платью… Помните, как мы мчались по зимней снежной улице, оскальзываясь на каблуках, чтобы успеть на очередную серию «Пушкаревой»? Помните, как изучали труды Натальи Правдиной, хохоча, но исправно вырезая из журналов картинки? Помните, какая нас накрыла истерика над «Большой книгой стервы», где был описан научный метод «ловли арканом»? Помните, как слали друг другу смс-ки с каких-нибудь важных или смешных встреч, торопливо и с ошибками набирая текст под столешницей? Помните эти бесчисленные поездки в такси, где минут через пятнадцать водители вовлекались в разговор и потом становились нашими друзьями?

Всякое время года было наше. Зима, когда мы шли, держа друг друга под руки и предвкушая, как сейчас будет тепло, светло и вкусно. Осень, когда толкались раскрытыми зонтами. Лето, когда утро начиналось с созвона, чтобы договориться, где сегодня обедаем или ужинаем. Весна, когда, дурея от запахов земли, травы и цветов, открывали сезон покупок «для красоты». Всякое время суток было наше – утренний кофе, обед, ужин и ночные разговоры, конечно, пониженными голосами, охрипшими от смеха.

У нас нет ни одной совместной фотографии, вот, что поразительно и ужасно. Почему-то так всегда бывает: если дружат три женщины, то зачастую – блондинка, брюнетка и рыжая, этакая непременная версия «Виагры» (не поверите, у меня даже здесь есть такая тройка подруг, их все так и называют – «виагрой»). Вот и мы были такие. Платиновая блондинка Наташа, Ира различных версий рыжеватых оттенков, брюнетка-я. О, конечно, мы много шутили над этим – и вообще друг над другом подшучивали легко, свободно и без обид. Мы были совершенно разными внешне, привлекали совершенно разных мужчин и совершенно к разным мужским типам тяготели. И при этом у нас было совершенно общее чувство юмора и сходные взгляды на жизнь. Мы могли говорить об очень серьезном. Могли шутить или орать песни. Могли плакать – крайне редко, мы все не из плакс, просто в жизни у каждой случались большие беды. И могли смеяться – так я больше ни с кем никогда не смеялась. До саднящего горла, до боли в мышцах, до слез.

У нас не было друг от друга секретов, мы делились всем, по мелочи и по-крупному, обсуждали всё – новости, воспоминания, события, мысли. Мы ни разу не поссорились. Вообще ни единого разика, за многие годы. Мы гордились друг другом и бесконечно радовались успехам, мы советовались друг с другом (но никогда не лезли с советами без просьбы), мы сочувствовали друг другу – и не жалели друг друга, беспощадно шутя и честно высказывая свое мнение, если это было нужно и уместно, мы дарили друг другу вымечтанные подарки и одалживали деньги «до когда-нибудь». Мы знали друг друга. Вот просто знали друг друга. Никогда друг к другу не ревновали – могли общаться «по парам», могли втроем, и это было совершенно нормально. Равносторонний треугольник такой. У каждой из нас были и свои отдельные другие друзья и компании - и тоже никакой ревности.

У нас было общее прошлое и настоящее, интуитивное и фактическое знание друг друга, общие, только нам понятные шутки, отсылки, ассоциации, песни, выражения и «мемы», любимые истории и только нам троим известные тайны. Мы были рядом в горе и радости, в болезни и здравии, и тысячу раз доказали друг другу надежность и верность. Если бы только это каким-то образом могло продолжаться всегда. Чтобы была такая кнопочка: нажала – и мы втроем сидим, обсуждаем важное и неважное, смеемся, и все так естественно, просто и счастливо, как бывает только дома, как ощущается только дом. Я много чего приобрела, изменив жизнь, и много чего потеряла. Пожалуй, главная «русалочкина жертва» - это мои друзья. Друзья, какие приобретаются только в юности – и счастье, если с ними вместе взрослеешь и идешь рядом многие годы. Здесь вокруг меня именно такая компания: люди, близкие друг другу уже миллион лет. Видеть это – радость и мука. Потому что мы с моими близкими друзьями теперь слишком далеко, физически далеко, и вот уже десять лет не можем, расставшись накануне вечером, утром позвонить друг другу и договориться о новой встрече, где до последней ниточки переберем ткань своей обычной рутинной жизни.

Скайп – это не то. Телефон и мессенджеры – это не то. Электронная почта – это не то. Фейсбук – это не то. Это всё не то, даром что я бесконечно благодарна прогрессу. Ирка, с ее пророческим даром, тысячу лет назад, когда еще ничего не предвещало, однажды сказала, как видит: что Наташка уедет в Европу, а я – в Москву. Все сбылось. Еще она сказала, что однажды мы все встретимся где-то за границей, дальше не скажу, потому что так не сбудется, а я хочу, чтоб сбылось. Я так ясно представляю себе, как мы встретимся. Как мы, простите, надеремся на радостях. Как будем – нет, не смеяться, чего уж, ржать, как кони. Как сотрем ноги, бесцельно гуляя и радуясь, что расставаться не нужно. Как будем обниматься просто так, потому что счастье. Потому что мы – дома.

Девки, милые, родненькие, я так скучаю.