Читая мемуары гетмана Павла Скоропадского

Почитав мемуары Скоропадского, я решил выложить примечательные отрывки из них. Порошенко же советовал украинцам читать мемуары Скоропадского, в том числе. Но проблема в том, что сам он, похоже, их не читал. Потому что не советовал бы. Очень уж они не укладываются в генеральную линию партии. Вот любопытные выдержки из первой половины.

"У украинцев ужасная черта — нетерпимость и желание добиться всего сразу; в этом отношении меня не удивит, если они решительно провалятся. Кто желает все сразу, тот в конце концов ничего не получает. Мне постоянно приходилось говорить им об этом, но это для них неприемлемо. Например, с языком: они считают, что русский язык необходимо совершенно вытеснить. Помню, как пришлось потратить много слов для депутации, которая настаивала на украинизации университета Св. Владимира. Причем интеллигенции на Украине почти нет: все это полуинтеллигепты. Если они, т. е. Директория, не образумится и снова выгонит всех русских чиновников и посадит туда всех своих безграмотных молодых людей, то из этого выйдет хаос, не лучше того, что было при Центральной Раде. Когда я говорил украинцам: «Подождите, не торопитесь, создавайте свою интеллигенцию, своих специалистов по всем отраслям государествепного управления», они сейчас же вставали на дыбы и говорили: «Це неможливо»".

"Галичане интеллигентнее, но, к сожалению, их культура из-за исторических причин слишком разнится от нашей. Затем, среди них много узких фанатиков, в особенности в смысле исповедывания идеи ненависти к России. Вот такого рода галичане и были лучшими агитаторами, посылаемыми нам австрийцами. Для них неважно, что Украина без Великороссии задохнется, что ее промышленность никогда не разовьется, что она будет всецело в руках иностранцев, что роль их Украины — быть населенной каким-то прозябающим селянством. Тут, кстати сказать, эта ненависть разжигается униатскими священниками".

"Лично я понимал, что Украина на существование имеет полное основание, но лишь как составная часть будущей российской федерации, что необходимо поддерживать все здоровое в украинстве, отбрасывая его темные и несимпатичные стороны. Великороссам же надо указать их определенное место".

"На следующий день мы только вечером добрались до Киева, где я остановился у В.К.[53]В.К. на мои вопросы, что такое Рада, высказался против нее, находя, что это кучка подкупленных австрийцами лиц, которые ведут украинскую агитацию, что в народе эта агитация не встречает сочувствия, что туг тайно примешивается агитация Шептицкого{27}, стремящегося обратить наших малороссов в униатство и т. д".

"С Петлюрой я очень мало говорил, он совсем не был в курсе военных дел, а больше занимался киевской политикой. Был любезен, тогда еще говорил со мной по-русски, а не по-украински, вообще, тогда украинский язык еще не навязывался насильно".

"На следующий день, будучи в Секретариате, я получил через Скрыпчинского телеграмму о том, что 6-го октября в Чигирине на Всеукраинском казачьем съезде я единогласно избран атаманом всех Вольных Казаков{68}. Об этих казаках я до той поры слышал очень мало{69}".

"Корнилов встретил меня любезно и принял со словами: «Я от Вас требую украинизации Вашего корпуса. Я видел Вашу 56-ю дивизию, которую в 81-ой армии частью украинизировал, она прекрасно дралась в последнем наступлении. Вы украинизируйте Ваши остальные дивизии, я Вам верну 56-ю, и у Вас будет прекрасный корпус»"

"Моркотун много путешествовал и в этом отношении отличался от всей той малокультурной среды украинцев, в которой мне приходилось вращаться".

"К полудню подошли лошади; покормивши их, мы поехали дальше. Я был одет рабочим, георгиевский крест и свадебное кольцо были заїли ты в рукаве моего тулупа. На всех остановках я заходил в хаты и в трактиры погреться и выпить чаю. Настроение крестьян было совершенно спокойное, но положительно никто не хотел идти выручать Киев от большевиков, к которым в общем относились весьма сочувственно.
Но не к чести наших украинцев, многие из них во время большевистского нашествия перешли на сторону большевиков и не меньше бесчинствовали, чем великороссы, что не мешало им через некоторое время снова уверять, что у них одна мечта, святое дело — создать Украину".

"В смысле украинской культуры ровно ничего не делалось. Центральная Рада не открыла ни одного учебного заведения, если не считать безобразнейшего учреждения в лице народного украинского университета{122}, где больше митинговали, чем учились. Почему, кстати, он назывался украинским, я не знаю, так как все почти лекции читались на русском языке".

"Вся украинская культура выражалась в том, что по Киеву гуляла ха всякой неопределенной молодежи в шапках с «китицею»; некоторые сбривали себе голову, отпуская «оселедець»".

"В это время я познакомился с неким Донцовым{127}. Он мне тогда (понравился также тем, что сознавал, что одними социалистическими партиями дела не сделаешь: Он недурно писал в ''Новой Раде», и все его статьи мне нравились. Впоследствии я назначил его начальником Украинскою пресс-бюро, но он оказался совсем не на высоте, только жаловался на всех, а сам ничего не делал. Да и физиономия его при работе в правительстве выяснилась совсем не такой, как я ожидал, а главное, что мне в нем не понравилось, это его крайняя галицийская ориентация. Этот самый Донцов, с которым я нянчился и которого я вытаскивал за уши из всяких неприятностей, лишь только потому, что видел в нем человека более уравновешенного образца мышления в вопросе социальном, потом мне отплатил тем, что написал обо мне, через день после моего падения, статью возмутительнейшего содержания, Я нисколько не обиделся, зная, что это удел всех тех, кто так или иначе перестал занимать то положение, которое занимал, но был лишь удивлен, что Донцов это сделал, считая его более крупной личностью".

"В старой России единственная область, где украинство, и то под сильной цензурой, разрешалось, — это театр. Все поколения нынешних украинских деятелей воспитаны на театре, откуда пошли любовь ко всякой театральности и увлечение не столько сущностью дела, сколько его внешней формой"/

"Тогда же произошло событие, которое сыграло некоторую роль, далеко для меня не выгодную в дальнейшем. В один прекрасный день богатый банкир Добрый{141} был арестован какими-то новоявленным «Союзом Спасения Украины» и увезен неизвестно куда. Говорили, что он был одним из наиболее видных финансовых деятелей, работавших с немцами, и потому навлек на себя ненависть этого Союза; он с ним и расправился. Я. никогда не интересовался подробностями этого дела. Думаю, что и Добрый такого особенного значения у немцев не имел, он просто-напросто устраивал свои собственные дела. Однако следствие по этому делу взяли на себя немцы. К делу оказались причастными некоторые министры [Рады], между прочим, военный — Жуковский{142}, и внутренних дел — Ткаченко{143}. Их обоих немцы арестовали.Но что было досадно для меня впоследствии, это то, что одного из них, несмотря на протесты, арестовали во время заседания Центрально Рады. Немецкие караулы заняли входы, подошла немецкая рога с оружием в руках к Педагогическому музею, где заседала Рада, и офицер с несколькими солдатами зашел в залу заседаний и арестовал министра{144}. Чрезвычайно неудачно, чтобы не сказать больше. Эти аресты положительно никакого отношения к моему перевороту не имели, но так как переворот произошел в скором времени после этого события, о котором много кричали в украинской и в заграничной прессе, его смешали с переворотом. Вышло, как-будто немцы арестовали и министров, и Раду в связи с провозглашением меня гетманом. Были опровержения немцев, но, как годится, опровержения редко достигают результата. Еврей Добрый оказался где-то в Харькове, его разбойники выпустили за выкуп в 100000 рублей. Он тотчас же вернулся в Киев и был. избран, уже во время гетманства, председателем финансовой комиссии".

"Кроме того, было еще одно ужасное зло: всякий негодяй, задрапировавшись в тогу украинства, считал себя забронированным".

"Правые неоднократно бегали ко мне, указывая на то, что правосудие тихо налаживается, благодаря Чубинскому. Я его защищал, но в душе я и сам был того же мнения. Чистый украинец, его отец{185} написал гимн, который потом был принят на Украине, «Ще не вмерла Україна», что однако не помешало тому, что Чубинского-сына украинцы не признавали, но я совершенно не соглашался с ними. По их понятиям, необходимо было набрать в министерство юстиции лишь людей их крайнего украинско-галицийского толка, ярых шовинистов, совершенно не считаясь с образованием и стажем, проведенном в судейском ведомстве".

<a href="https://www.facebook.com/maksim.voytenko/posts/2222772161080513">Максим Войтенко</a>