Автобус, который идет с Калиновки на Привокзальный – как лодка Харона. Особенно для тех, кто отправляется в иной мир впервые. Поначалу он едет почти по мирной земле, и лишь отдаленные признаки указывают на бренность жизни и на цель нашего путешествия. Вот где-то изрешеченная летними осколками остановка, вот отбитый снарядом угол дома, сорванная взрывной волной облицовка, заделанные фанерой окна.
Подъезжая ближе понимаем, что меняется даже не вид из окна, но сам дух места.
Не количество разрушений вселяет тревогу, и даже не усиливающийся гул от взрывов и выстрелов. А нервное напряжение, которое повисает в воздухе, ощущение одиночества из-за неизбежно сокращающегося количества попутчиков, тяжесть тревоги, которая наваливается и заставляет съеживаться и сжиматься.
Здесь страшно, но люди тут все равно живут. Да что там – они живут и в местах пострашнее. На Октябрьском, на Путиловке, на Трудовских. Везде, где сейчас падают или могут упасть снаряды, ракеты или мины.
Вообще-то, смерть может упасть куда угодно, но в этих местах понимаешь и осознаешь, насколько это реально. Здесь тревога, как воздух в автомобиле, который движется с большой скоростью: он есть всегда, но в машине можно высунуть руку в окно и ощутить его упругость и силу.
… Двери автобуса раскрылись со скрипом и привычным стуком. Людей вошло немного. В том числе женщина, которая держала в кулаке что-то яркое, маленькое желтое.
Попугай!
Представляете, в кулаке она нежно сжимала маленького желтого попугая, смотрящего на мир не перепуганными, а скорее любопытными черными бусинками. Он даже пытался распрямить свой небольшой хохолок. Не получалось: все-таки холод, шум мотора, незнакомые пассажиры. Но любопытство брало верх, и птица шустро вертела головой по сторонам – интересно было узнать, где это он оказался.
- Нашла его, - вдруг ответила нам женщина на наш немой вопрос, поймав видимо слишком длинный заинтересованный взгляд. – Там дом разбомбили, я иду – смотрю, сидит на земле. Наверное, окно выбили и он вылетел.
Попугай, кажется, кивнул, слушая.
- Не оставлять же его.
Она вышла почти на конечной и поспешила в торговый центр, где даже под выстрелами все еще работает отдел зоотоваров. Я и сам туда часто захожу. К слову, там принимают банковские карточки.
Но это так – по секрету.
- Вот как начинают слишком громко стрелять, то покупатели и разбегаются, - почти обиженно жаловались мне там как-то девочки-продавщицы. Сами-то они почти все время на месте. Среди рыбок, амадин и пачками с кормом. – Мы поэтому тоже в такие дни долго не сидим. Если сильно стреляют, то уходим пораньше.
В этот раз стреляли сильно. С порога торгового центра мы увидели, что свет в магазине уже погашен, а девочка продавщица уже закрывала дверь на замок.
Успеет? Не успеет?
Женщина с попугаем поспешила и начала что-то рассказывать девушке, которая уже было начала доставать ключ из скважины замка. Небольшой диалог и магазин открылся – желтой хохлатой птице новая хозяйка купила пачку корма и поспешила домой. Выходя мы видели, как она спешила домой, пригибаясь от страха при звуке каждого громкого выстрела или приземления.
На Привокзальном, в последнее время громко. Даже человеку страшно. Не то что птицам.
Если после войны дети попросят меня нарисовать голубя мира – я нарисую этого попугая. Уж как смогу.