Неоиндустриализм по-донецки

Реформы пока красиво выглядят только в глянцевых буклетах. Особенно в том, что касается экономики старопромышленных регионов. Нельзя только извлечь из них ответа на простой вопрос: как дальше-то жить?

Эксперты, конечно, оперируют терминами посткризисное развитие, модернизация и неоиндустриализм, но, по сути, это вариации того же вопроса вкупе с вечным что делать?, - рассуждает журналист Зеркала недели Евгений Шибалов.

Попытку трезво и внятно ответить на него хотя бы в масштабах Донецкой области предприняли ученые Академии наук. Институт экономики промышленности и Национальный институт стратегических исследований, не мудрствуя лукаво, применили к донецкому региону гарвардский SWOT-анализ, используемый с 1963 года во всем мире для стратегического планирования и оценки перспектив.

По крайней мере, применение западной методики позволяет судить о том, какими нас видят потенциальные инвесторы и почему эти жадные толстосумы не спешат в родной Донбасс, помахивая чековой книжкой.

Сегодня среднегодовой уровень инвестиций в промышленность Донецкой области в четыре раза меньше потребности. В металлургии — экспортной отрасли, гордости нашей — как успех отмечают тот факт, что ценой неимоверных усилий износ основных фондов сократили до 51%.

То есть деньги нужны. Но считают регион инвестиционно привлекательным по-прежнему только местные патриоты.

Власти Донецкой области 2010 год громко объявили «годом инноваций». Все это время разного рода «эксперты» произносили умные речи и уничтожали фуршетные закуски. Риторика официальных лиц стала до боли знакомой: догоним и перегоним! Перепрыгнем из третьего технологического уклада сразу в пятый за один год! Встанем на новые рельсы!

Анализ, проведенный специалистами Национальной академии наук, ясно показывает: по этим рельсам Донбасс, как и раньше, катится в пропасть. В первую очередь это касается самой науки. Промышленный регион был известен не только и не столько своими индустриальными мощностями, сколько прежде всего интеллектуальным потенциалом. Профильные угольные НИИ, строительные, проектные, конструкторские организации. Создатели передовых для своего времени образцов горношахтного оборудования, специалисты в области электроники, военного производства, инженеры, маркшейдеры и геологи… Все это — в прошлом.

Цифры, которые будут приведены ниже, не составляют военной тайны. Просто не так интересны и раскручены, как цены на гречку или рейтинги правящей партии. Но эти показатели симптоматичны. И симптомы указывают на тяжелую болезнь. С 1995 года количество практикующих ученых сократилось в два с половиной раза — с 15838 служителей храма науки до 6510. Зато численность населения с учеными степенями растет как на дрожжах: докторов наук стало 798 (в 1995-м — 542), кандидатов — 5038, или на тысячу больше, чем 15 лет назад.

Однако, несмотря на толпы докторов и кандидатов, КПД науки непрерывно падает. В 1995 году донецкие ученые внедрили 275 новых технологических процессов, в том числе 112 — энергосберегающих. В «году инноваций» — 74 и 43, соответственно.

Понятно, что ситуация с, образно выражаясь, IQ донбасской промышленности в точности отражает положение в научно-технической сфере. В середине бурных 90-х, когда отечественная индустрия дышала на ладан, а новые хозяева жизни на полях сражений выясняли, у кого больше прав на промгиганты, на предприятиях Донецкой области начали выпускать 944 новых вида продукции. В том числе было запущено производство 103 образцов в отрасли точного машиностроения — оборудования, приборов, аппаратов.

С тех пор прошло много лет. Мы гордились ростом ВВП, рассуждали о выходе на качественно новый уровень, осваивали англоязычный деловой сленг (у нас же международные корпорации завелись, это вам не мелочь!)… А способность промышленников к интеллектуальному труду падала на глазах. В 2009 году новых, или, как это стали называть, инновационных видов продукции поставлено на поток 132, машиностроительный комплекс сподобился выпустить в свет 36 образцов новых станков, приборов, аппаратов и устройств. Но кого это волновало, когда во главу угла ставились другие показатели — сверхприбыли и план по валу?

Делает ли что-то власть? Как сказать… Начальник управления регионального развития, привлечения инвестиций и внешнеэкономических отношений Донецкой ОГА Андрей Анисимов с гордостью рассказывал нашему корреспонденту, что региональная администрация выделила гранты для молодых ученых — целых 150 тыс. грн. на всех. Теперь-то заживут юные гении…

Обещанные «технопарки» и «техноленды» остаются прожектами, воплощенными только в красочных слайд-презентациях.

Стоит ли удивляться тому, что в структуре экспорта Донецкой области «недрагоценные металлы» стандартно занимают около 80%, и никаких предпосылок к изменению этой тенденции не предвидится?

Характерно, что ни малейшего интереса к научным достижениям своих земляков богатые и могучие бизнес-структуры не проявляют, и этот факт представители науки с грустью констатируют на любом семинаре, саммите или совещании. В отместку за это эксперты из ряда институтов НАН в своем докладе о перспективах инновационного развития Донбасса в разделе «Угрозы» привели такую формулировку: «Зачастую инновационная деятельность предприятий проходит в форме закупки инновационного продукта, а не его разработки».

В попытках найти хоть что-то, что можно было бы обозначить как «инвестиционная привлекательность», представители власти и бизнесмены часто бравируют качеством трудовых ресурсов. У нас, мол, пролетариат квалифицированный и недорогой, обученный трудиться и жить в самых суровых условиях. «Гвозди бы делать из этих людей», мол.

Однако люди уже не выдерживают тяжких испытаний, уготованных им родной властью, загубленной в индустриальной гонке экологией, низким уровнем здравоохранения и довольно скудным рационом. Численность населения Донецкой области — 4,43 млн. человек. Демографические прогнозы неблагоприятные, количество жителей постоянно сокращается. Пока на одну вакансию приходится 11 безработных, на это можно закрывать глаза. Но с точки зрения долгосрочных перспектив это имеет значение, да какое!

При этом каждый год 2,8 млн. человек обращаются к медикам с новыми, впервые обнаруженными болезнями. С большим отрывом лидируют заболевания органов дыхания (более 1 млн. случаев), за ними идут болезни системы кровообращения (251,8 тыс.), травмы и отравления (218 тыс.) и так далее.

Откуда отравления? Да все оттуда же, от родной донецкой экологии. Вредные выбросы в атмосферу ежегодно составляют 1,3 млн. тонн в эквиваленте СО2, плотность заражения — 57,1 тонны на квадратный километр.

Так что в сухом остатке список сильных сторон удручающе короток — транспортная инфраструктура, ресурсы, какая-никакая образовательная база, полумертвая наука и развитая банковская сеть. Это все, что может предложить потенциальному инвестору Донбасс. Все остальное придется делать самому — обновлять обветшавшие производственные мощности, лечить замученных жизнью рабочих и пр. А самое прибыльное — либо уже неприбыльное, либо занято. «Традиционные отрасли исчерпали свой инвестиционный потенциал (угольная — закрываются шахты, металлургическая — корпоратизирована тремя структурами)», — под таким вердиктом подписалась Академия наук.

Положа руку на сердце, приходится признать, что любой человек, будучи в здравом уме и обладая энной суммой, крепко подумал бы перед тем, как вкладывать в территорию, охарактеризованную приведенными выше показателями.

«Весь мир живет в пятом-шестом технологическом укладе, мы — в третьем-четвертом. Попросту говоря, наша промышленность работает по технологиям XIX века. Выход один: главной целью должно быть указано научно-техническое развитие региона. Я, конечно, хотел бы, чтобы это развитие было комплексным — внедрение технологий, здесь же и разработанных. Но я прекрасно понимаю, что велосипед изобретать никто не будет, и многое придется позаимствовать. Пусть хотя бы так, но мы должны наверстать отставание», — считает доктор экономических наук Юрий Макогон.

Об этом же говорит и академик НАН, руководитель Института экономики промышленности Александр Амоша. Изучив состояние донбасских шахт, ученый пришел к однозначному выводу — и дальше рубить уголек по-стахановски смысла не имеет. Ни технологического, ни экономического, ни социального. «Основная часть угля сконцентрирована на тонких пластах и на больших глубинах. На этом фоне преимущество таких технологий, как подземная газификация угля, — это то, что эти способы «безлюдные», т.е. не требуют персонала под землей. Кроме того, Украина занимает четвертое место в мире по запасам метана угольных пластов, хотя метановому бизнесу свойственны высокая степень риска и капиталоемкость», — утверждает А.Амоша.

Но первой и главной задачей всех энтузиастов, пекущихся о будущем Донбасса, было и остается преодоление инерции мышления «вождей». Донецкий губернатор Анатолий Близнюк, умеющий позабавить публику яркими высказываниями, не так давно продемонстрировал свой уровень понимания современной экономики. Рассуждал он при этом, правда, об образовании. «Скажите, пожалуйста, если 93% нынешних выпускников — дай им Бог — пойдут в институты… то сколько пойдет молодых людей на производство? А кто будет производить то, что нам надо?» — возмущался Близнюк.

Хотя советники с подчиненными могли хотя бы намекнуть губернатору, что «пятый технологический уклад», поминаемый к месту и не к месту, — это такой уровень развития экономики и технологий, при котором те самые 93% (а то и более) персонала на предприятиях — это специалисты с высшим образованием. Риторика луддитов в устах госслужащего XXI века звучит диковато, не правда ли?

Засилье «луддитов» в верхних эшелонах власти приводит к тому, что полноценной стратегией, о которой мечтают ученые, и не пахнет. Есть только точечные инициативы, которые пока погоды не делают. Кроме упомянутых грантов для молодых ученых, есть, к примеру, утвержденная Донецким горсоветом программа повышения конкурентоспособности кадров, где главный упор сделан на постоянное изучение английского с младенческих лет. Там вносятся достаточно революционные, по донецким меркам, новации, например надбавки для служащих, владеющих «буржуйским диалектом», единая методика обучения на уровне «детский сад — младшие классы школы» и пр.

«Когда я предложил эту программу, мне многие говорили: зачем? Все в школах-институтах учат английский и все равно его не знают. Я отвечал, что разница принципиальна — сейчас мы предлагаем учить язык для того, чтобы им пользоваться», — рассказывал о своей борьбе с ретроградами автор программы депутат горсовета Александр Адамов.

Тот факт, что в регионе с экспортноориентированной экономикой через 20 лет только начали дискутировать на тему изучения языка, на котором говорит мировая экономика, — тоже свидетельствует о многом. Например о том, что путь «к развитому капитализму» мы еще даже не начинали. И упрекать инвесторов в нежелании вкладываться в Донбасс — по меньшей мере, некорректно.

Отсюда