Наше потерянное поколение людей среднего возраста

Подумалось, что теперь песня про «черный бумер» звучит для многих как «мальчик в клубе склеил модель» (а заодно еще и воспринимается как оксюморон, но тут углубляться не буду). Смешно.

Считается, что мой возраст («баба-ягодка-опять») – идеальный. Межпоколенческий рубеж. Моя мама когда-то таким возрастом назначила вообще 38-40. Она говорила: в это время человек уже все знает и еще все может. И я бы должна себя в нем чувствовать комфортно.

Однако, глядя из ракушечки на окружающий мир, я думаю, что это возраст глобального одиночества. Именно поколенческого. Потерянное поколение – это мы, люди «среднего возраста». Дискриминируемое сразу с двух сторон. Эйджизм, говорите? Вот именно мы от него и страдаем, очень уж у нас «эйдж» невыгодный – это именно от нас со всех сторон требуют уступить место. Мы неудобны всем сразу. Мы отлично помним себя раньше и понимаем (вовсе не всегда принимая, часто – морщась от неловкости) более молодых – и хорошо представляем (приходя к пониманию уже не только умом и кое-чему огорчаясь, узнавая в себе, а ведь когда-то клялись «я так не буду, со мной так не будет») старших. И при этом никто из них не понимает нас и не собирается понимать.

По уму, этот возраст 40+, подразумевающий уже и опыт, и память, но и гибкость, близость разным поколениям, должен бы сделать тебя толмачом, переводчиком, перевозчиком, курсирующим в лодке между теми, кто моложе, и теми, кто старше. Типа, ты причалил в одну сторону и говоришь: они имеют в виду вот что. А потом причаливаешь в другую и говоришь: просили передать, что. Универсальный объясняльщик и примиритель. Ты мог бы быть полезным именно в этом качестве: более молодому, в теории, легче что-то воспринять от тебя, чем от седого аксакала, и старшему тоже проще услышать тебя как более близкого и понятного. Переговорщик, посредник, медиатор (именно от «срединности»), способный понять обе стороны и донести их позицию друг к другу. Чем не миссия?

Ага, щас.

Какое друг к другу, когда – враг к врагу. И когда для каждого ты – разведчик и шпион, работающий на врага, ангажированный и подкупленный.

Поэтому одни тебе сообщают, что ты – замшелый бумер-старпер, а другие – что ты юный нахал, которому надо подрасти. Одни говорят: уходи из нашей песочницы, ты ничего не понимаешь. Другие говорят: прочь из нашей скорбной юдоли, ты ничего не понимаешь. Кидаются через твою голову камнями друг в друга – и частенько попадают в тебя.

А ты, как дурак, испытываешь не столько раздражение и досаду, сколько сочувствие к обеим сторонам, всех слушаешь, всех чувствуешь, в положение каждого можешь войти. Кажется, можно взять за руку того и другого – и эти руки соединить. Да куда там. Выдергивают руки и на тебе же срываются.

Ругают друг друга, как, кажется, никогда еще не ругали друг друга молодые и старшие. Я не помню, не могу вспомнить, когда наукообразные, лишенные эмоциональной окраски обозначения типа «поколение Х» превратились в ярлыки. Ведь никто не говорит сегодня «миллениал», «бумер» или «зумер» без очевидно оскорбительно-пренебрежительной коннотации. Они не уважают друг друга – и вместе не уважают тебя, дружно не уважают тебя (и, пожалуй, это - единственная точка, в которой они объединяются). Они грубят и хамят друг другу – или заискивают друг перед другом (что порой выглядит даже хуже, поскольку строится на сиропных иллюзиях, ничего не имеющих общего с реальностью), и только ты беспомощно наблюдаешь за этим, именно как бесправный наблюдатель ООН, на котором в итоге срываются все. И ругают-то они, вроде, друг друга – врагов, с которыми невозможен компромисс, с которыми разделяет непреодолимая дистанция, пленных не брать, с шантажистами не договариваться, переговоров не ведем, с Дона-выдачи-нет, развалинами-Рейхстага-удовлетворен… ругают друг друга, а выходит, что тебя. Ты на нейтральной полосе, но все пули, которые враги направляют друг в друга, прилетают в тебя. Потому что с каждой стороны ты видишься представителем другого лагеря.

И ты едешь-то, по неотменимой логике, в поезде от «мы такими не будем» к «мы такими не были», однако со станции назначения тебе шлют телеграммы «деточка, вы еще очень молоды, в вас говорит юношеский максимализм», а с перрона за спиной эхом доносится «поучите лучше ваших паучат». Ты ничего никому не докажешь. Ты вовсе никакой не медиатор, ты – промежуточный этап, хочется даже сказать – «межеумочный». Ты уже все знаешь и еще все можешь? Да уж конечно. Для кого? Кто это признАет? Кто это признаЁт? Для одних ты уже не имеешь права на высказывание, для других – еще не имеешь. Зато обязанности – о, обязанности за тобой признают сразу все. Ты должен тем и этим. Но – молча. Ты - не всемогущий, ты - беспомощный. Ты для всех недостаточно принципиален, для всех - жалкий соглашатель. Но при этом они чувствуют, что, в отличие от открытого непримиримого врага, ты-то готов слушать - и поэтому бьют именно тебя, это удобно, и именно тебя обвиняют в грехах, в которых ты давно уже не повинен, втискивают, вписывают тебя в лагерь, которому ты не принадлежишь. Добиваются, чтоб выслушал в качестве комфортного заместителя врага, и этого им достаточно, никому ничего передавать и отвечать не надо. Ты - их выхлоп, их выпуск пара, хотел выслушать обе стороны - так на же, получай с обеих. И рефлексируй потом бессмысленно и никчемно, пока стрелы из себя вытаскиваешь. Бедный сливной бачок, помойная яма, и не то чтобы совсем лишний человек, просто функции у тебя ограниченные. Ты не посол и даже, пожалуй, не консул, так, сотрудник отдела по приему жалоб. Ты хочешь-то быть со всеми, а оказываешься ни с кем. Отчалил - и не причалил. И, по большому счету, не нужен ни там, ни здесь.

Кто-то из собратьев и сосестер по несчастью быть этим срединным поколением, этим «средним возрастом», выбирает примкнуть к определенному лагерю. Устраниться с нейтральной полосы путем объединения с младшими или старшими. Присягнуть юности с ее новой (о, какой же не новой) повесткой, выучить язык, мимикрировать и, как в фильме «Паспорт», подняв руки, кричать «не стреляйте, братья, я свой, не стреляйте!» Или рыбкой юркнуть к премудрым карасям, лепетать, как в «Рабе любви», «господа, я не с ними, я с вами» и бурчать из-под коряги извечные истины про ужасных молодых, как будто тебе начисто стерло память. Кто-то выглядит довольно жалко, искренне считая себя властителем дум, к которому прислушиваются с обеих сторон... - нет, не прислушиваются, и видеть это копошение внутри промежуточного поколения порой мучительно: оно ничего не объясняет младшим или старшим, оно зачем-то объясняет что-то про старших и младших само себе, толчет воду в ступе, самоутверждается, ужасается, восторгается, слепо тычется туда-сюда, считает, что что-то там решает и определяет, бодро реагирует, апеллирует к тем и этим, не видя, что младшие его со счетов списали, а старшие на баланс еще не приняли и на учет не поставили.

А кто-то, как я, просто досадует и тоскует. Никому ничего и никого нельзя объяснить. И никогда было нельзя. И всегда будет нельзя. Надо просто как-то пережить этот возраст с его иллюзией «середины лета», какой-то там особой полнокровности и витальной силы.

Да ну нафиг. Деритесь сами, чума на оба ваших дома. «Я не играю, я счет веду», - сказал когда-то «разводной», переговорщик Артур в фильме «Мама, не горюй!» Во-во. Фиговый счет у вас, 0:0. Но зато равный. Хотя про «победила дружба» и речи нет.