Имени Стуса

Я знаю имя Васыля Стуса с самого детства. Поэзию - с юношеских лет. Моя мама - большая поклонница поэзии, и имеющая к ней особый дар (который в некоторой степени передался и мне) сумела, как она делала это довольно часто, своевременно и ненавязчиво подсунуть мне маленький сборник стихотворений Стуса. Читать это было сложно. Это совсем не было похоже стихотворения Франка, Рыльского, Сосюры, Шевченка и Леси Украинки, которые мы учили в школе. Порой сложный размер, порой отсутствие рифмы, тематика, совершенно незнакомые украинские слова...

Людина флюгер. Так. Людина флюгер.
підвладний вітрові, а не собі.
Я знаю? Може, бог чуттями править.
чуттями править, може, дика товч
ще не оговтаних бажань людських.
А ти живеш навпомацки - і тільки.
Самопізнання - самозагасання.
Триматися у власному сідлі -
такі химери юності, що шкода
і часу і себе і бога - теж.
і вже. Вкипіла під ногами магма,
й стверділа товщ і магма почувань,
і прагнення стверділості - повтори.
. . . А змучений повторами, натрудиш
з"ятрілу душу. і нема тобі
рятунку: прохромити твердь змертвілу
і в море неспокійно увійти,
щоб борсатися і, немов вітрило
порожне, виповнитись шалом дня
і вже покореному, поріднитись
з безумством світу білого. Пливи
і погинай, заблукане човенце.
Як здумано життя чуттями править.
Зухвало як - цуратися душі
і навертати й повнитись. і вічно
летіти в сонмі самопочезань.

Разбираться в поэзии вообще очень непросто. Поэзию нужно чувствовать каким-то таким внутренним органом, который, может быть, даже не у каждого человека есть. Научиться на уровне литературной критики, наверное, можно. Но чувствовать - вряд ли.

Мне повезло. Я с таким чувством родилась. Но все же, должна признать, что оно, к сожалению, никак не распространилось дальше русскоязычной поэзии. Да, безусловно, Стуса читать гораздо легче, чем Огдана Нэша в огиринале, но это все равно другой язык. Поэтому и чувства стопорятся. Не тот язык, который стекает с кончиков пальцев, когда что-то тревожит, и непременно хочется об этом написать, не тот, на котором молчание так красноречиво, и страшно поднять ресницы за секунду до падения в бездну любимых глаз, не тот, в которым ты весь: от вздохов до междометий.

Но я все равно люблю Стуса. Потому что это была для меня первая ДРУГАЯ украинская литература. И понимаю так, как получается.

Ти приснилась мені у мовчанні густому, як сон.
Ти мені увижалась далекою свічкою з пітьми.
Ти оточена щастям —
Чоловіком щасливим і дітьми.
Все як треба — любов, теплий обрис, неспокій, півтон.

Сейчас Стуса учат в 11 классе.

Мені зоря сіяла нині вранці,
устромлена в вікно. І благодать —
така ясна лягла мені на душу
сумиренну, що я збагнув блаженно:
ота зоря — то тільки скалок болю,
що вічністю протятий, мов огнем.
Ота зоря — вістунка твого шляху,
хреста і долі — ніби вічна мати,
вивищена до неба (від землі
на відстань справедливості) прощає
тобі хвилину розпачу, дає
наснагу віри, що далекий всесвіт
почув твій тьмяний клич, але озвався
прихованим бажанням співчуття
та іскрою високої незгоди:
бо жити — то не є долання меж,
а навикання і самособою — наповнення.
Лиш мати — вміє жити,
аби світитися, немов зоря.

Что может почувствовать в этой поэзии русскоязычный школьник - я не знаю... Учительница ему расскажет. Но не уверена, что то, что нужно. И более, чем уверена - совсем не то, что чувствует сама.

Мне нравится его лицо. Этот известный фотопортрет свитере под горло. Меня не оставляет равнодушной его судьба. Как тут не вспомнить Зорина:

Людочка: И все поэты — вот так?
Хоботов: Почти.

И, может быть, со временем, мне все-таки открылась бы тайна его поэзии, если бы кто-то не стал нахально и навязчиво эксплуатировать направо и налево это имя. Особенно цинично это выглядит под видом студенческих инициатив. Давайте немедленно присвоим имя Стуса Донецкому Национальному!

Я так устала от подобных акций. Ну, почему, скажите, почему кто-то все время что-то пытается решить вместо меня и за моей спиной? Кто эти люди подписавшие обращение? Что большинство из них знает о нашем университете? Что большинство из них знает о Стусе и может ли похвастаться тем, что чувствует и понимает его поэзию? А сколько из них может прочесть хоть что-то наизусть? Мне очень горько от того, что имя Стуса всплывает здесь не потому, что он ПОЭТ. А потому что это дань. Мейнстриму.

А я не знаю, куда звонить, куда писать, кому рассказывать, о том, как все внутри меня переворачивается от подобной глупости? Вот я открыла Вики, и прочитала: "Васи́лий Наза́рович Кара́зин (30 января 1773, село Кручик, Богодуховского уезда Харьковской губернии — 16 ноября 1842 Николаев) — русский и украинский учёный, инженер и общественный деятель, просветитель, основатель Харьковского университета, который сейчас носит его имя". Вы понимаете о чем я? Так объясните мне тогда, почему Стус? Вот так вот безальтернативно Стус?

Потому что подписанты просто не удосужились копнуть поглубже. И не выбрали, допустим, Александра Васильевича Евдокименко, что был назначен первым директором Донецкого педагогического института (которым в 1937 году и был наш Университет). Его судьба - неимоверно лакомый кусок для подписантов обращений.

"20 апреля областная прокуратура санкционировала арест директора института А.В. Евдокименко. В постановлении прокуратуры утверждалось, что он является якобы "участником антисоветской эссеровской повстанческой организации, которая постановила себе за цель свержения советской власти и отделения Украины от Советского Союза".

22 апреля А.В. Евдокименко был арестован. При обыске квартиры были изъяты: охотничье ружье и 22 патрона к ней, мелкокалиберную винтовку и 150 патронов и два бинокля. Следствие велось на протяжении 14 месяцев.

Подследственный признал себя "виновным" во всех "грехах". Но на суде категорически отказался от своих предыдущих свидетельств и заявил: "Я не враг народа, работал честно, я жертва клеветников и прошу суд это учесть и вернуть мне свободу".

22 июня в 1939 г. Военный трибунал Харьковского военного округа засудил А.В. Евдокименко к лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на 10 лет "без конфискации имущества из-за отсутствия такого у осужденного".

В постановлении трибунала основание для осуждения А.В. Евдокименко и других, арестованных вместе с ним, теперь звучало так: "Осужденные признаны виновными в том, что они были участниками Украинской националистической организации, которая готовила вооруженное восстание с целью отделения Украины от СССР, свержения советской власти и установления капиталистического строя".

Подчеркивалось также, что осужденные "входили в состав Донецкого центра Украинской националистической организации". В июне 1940 года А.В. Евдокименко был направлен в "Севжелездорлаг" НКВД СССР, а в октябре того же года он попал в известный лагерь "Печерлаг". Здесь он не работал, тяжело болел и 29 сентября 1941 года умер. В 1956 году Верховный суд СССР реабилитировал А.В. Евдокименко и репрессированных преподавателей Донецкого государственного педагогического института".

Я понимаю, что ушедший на фронт 26 июля 1941 года директор института Ксенофонтов Сергей Алексеевич, вернувшийся живым и в звании майора, и приступивший в 1946 году к оставленным директорским обязанностям вновь, уже никак не может быть номинированным в список. Как не достоин этого никто из представителей муниципальной власти, благодаря которой ВУЗ восстанавливался из руин и получал новые учебные корпуса.

Безусловно, ничем не примечательна и фигура первого ректора Донецкого государственного университета, образованного в 1965 году на базе пединститута, доктора химических наук, профессора Леонида Михайловича Литвиненко. Но он сам о себе побеспокоился, и его имя уже присвоено, созданному им в Донецке Институту физико-органической химии и углехимии НАН Украины.

И Григорий Маркович Тимошенко, учредивший в университете кафедру "Кибернетики и вычислительной техники" и внесший заметный вклад в становление молодого университета, подписантами не учтен. А именно им подготовлено 17 кандидатов наук, получены 8 патентов, свыше 200 авторских свидетельств, именно он неоднократно был награжден медалями ВДНХ, и опубликовал более 150 научных трудов.

Более того, Григорий Маркович родился здесь, в Александровском районе, здесь закончил среднюю школу, а затем Сталинский (Донецкий) индустриальный институт по специальности "Горный инженер-электромеханик". Но присвоить ДонНУ имя Тимошенко... Да, и такие казусы тоже случаются в жизни.

Но какой казус помешал включить в список претендентов Владимира Ивановича Дегтярева? Наверное тот, что Владимир Иванович не писал стихов, но именно при нем, периферийный пединститут сначала становится филиалом харьковского университета, а затем и сам становится университетом в полном смысле этого слова.

И понять, и прочувствовать суровую ПРОЗУ жизни Владимира Ивановича, который за 11 лет управленческой работы вселил в наш город особый "шахтерский" дух, ПОЭЗИЮ его идей (ведь абсолютно точно, что ни при ком другом, шахтерская столица не обрела бы поэтического символа, и не прославилась как "город миллиона роз"), дончанам гораздо проще. Не потому что первый секретарь писал по-русски. А потому, что он писал ИСТОРИЮ.

Васыль Стус был арестован за «систематическое изготовление, хранение и распространение антисоветских клеветнических документов, которые порочили советский государственный строй, а также антисоветскую агитацию в устной форме".

Владимир Дегтярев был "вычищен" с должности Щербицким. Потому что бы слишком самостоятельным, малоуправляемым, и не был ничем обязан активному давителю диссидентов.

Так вот, уважаемые подписанты из Киева, Львова, Луцка, Калуша, Черкас, Днепропетровска, Тернополя и Запорожья! Пожалуйста, позвольте нам самим определиться с выбором. А вам на всякий случай было бы неплохо знать о том, что в структуру университета входит гуманитарный институт. И вот ему присвоить имя Стуса было бы гораздо логичнее, тем более, что на его фасаде итак висит мемориальная доска!

И, ради Б-га Стуса, прекратите спекулировать! Возьмите лучше его сборник и почитайте. А потом тихонько подложите своим детям.

У цьому полі, синьому, як льон,
де тільки ти і ні душі навколо,
уздрів і скляк: блукало в тому полі
сто тіней. В полі синьому, як льон.
А в цьому полі синьому, як льон,
судилося тобі самому бути,
аби спізнати долі, як покути,
у цьому полі синьому, як льон.
Сто чорних тіней довжаться, ростуть
і вже, як ліс соснової малечі,
устріч рушають. Вдатися до втечі?
Стежину власну, наче дріт, згорнуть?
Ні. Вистояти. Вистояти. Ні —
стояти. Тільки тут. У цьому полі,
що наче льон. І власної неволі
спізнати тут, на рідній чужині.
У цьому полі, синьому, як льон,
супроти тебе — сто тебе супроти.
І кожен супротивник — у скорботі,
і кожен супротивник, заборон
не знаючи, вергатиме прокльон,
твоєю самотою обгорілий.
Здичавів дух і не впізнає тіла
у цьому полі синьому, як льон.